Шурша покрышками на песке, «газик» остановился в карьере. Здесь замерли несколько ржавых от старости экскаваторов, а на железнодорожной ветке выстроились пустые вагоны. В стороне от «железки» притулилось здание конторы – приземистое, неказистое, сложенное из потрескавшегося кирпича. Оно смотрело на окружающий мир небольшими окнами с выбитыми стеклами, входная дверь была распахнута и висела на одной петле.
– Ну и местечко, – промолвил водитель, останавливая машину.
– А че, нормально, – говоря преувеличенно бодро, не согласился его товарищ. – Для наших жмуриков в самый раз. Куда вываливать будем, кстати?
– Вон туда подъедем и скинем с обрыва, – ответил шофер. – Видишь, экскаватор внизу. Кому надо – закопает, если что. А наше дело шоферское…
– И все равно, не по душе мне тут.
– Тебе-то чего переживать? Это мертвецам здесь гнить, а мы с тобой их перекидаем, курнем чуток и вернемся. Не ссы, Маруся!
– Да пошел ты! Не ссу я. Только расслабляться не стоит. Вдруг здесь федералы окопались? Короче, сам понимаешь.
– А-а! В этом смысле… – тоже напрягся его товарищ.
Он щелкнул предохранителем на автомате, стоящем между колен.
– Ладно, поехали. Че стоять? Раньше сядем, раньше выйдем.
– Поехали.
Машина тронулась с места.
Они уже почти закончили выбрасывать из кузова погибших – осталось всего ничего, как два одиночных выстрела – тух! тух! – свалили обоих.
Из-за кучи песка, высившейся метрах в пятидесяти от автомобиля, появились трое автоматчиков. Они, пригибаясь, добежали до машины. Двое залегли у колес и взяли оружие на изготовку, третий запрыгнул в кузов. Он несколько раз взмахнул автоматом, добивая прикладом раненых опóзеров, и присел на корточки, оглядываясь по сторонам.
– Вроде тихо.
– Выбрасывай их на хер, и поехали, – ответил боец, лежавший у заднего колеса.
– Тут еще трупы остались. Эти уроды не всех перекидали.
– Я ж говорил – подождем, покуда из кузова не вылезут, и только потом грохнем, – заворчал третий боец. – Теперь доделывай за них.
– Слушай, а один вроде как Пашка Гусев. Помнишь, тот, что с нами в одном «купе» в вагонзаке ехал?
– И че с того?
– Да так, ничего… – Солдат присмотрелся. – Оба-на! А он живой!
– Не было печали… Других забот нету, как с полумертвым возиться!
– Да он вроде не тяжелый. Крови не видно, особых ран тоже. Контуженный, должно быть, вот опóзеры и приняли его за мертвяка.
– Ладно, вываливай остальных. Гусева с собой возьмем. Вроде неплохой парень, это я еще на этапе понял.
Спустя время боец снова подал голос из кузова:
– Все, едем.
Лежавшие у колес запрыгнули в кабину.
«Газ» фыркнул двигателем и завелся.
– Куда мы теперь?
– В город, – решительно сказал севший за руль.
– Пешком могли бы прогуляться, тут километров тридцать от силы. Так безопаснее.
– Проедем сколько сможем, что ноги попусту сбивать. Авось не нарвемся. Если что, машину бросим и уже пехом к своим.
– Чтобы там заявить, мол, здравия желаем, мы – штрафники, прибыли для дальнейшего прохождения службы, а вернее – готовы пойти на убой. Так, что ли? – невесело усмехнулся его собеседник. – Ты видел, что вчера творилось?! Еле вырвались. А утром какой обстрел был! Сколько народу положило! А представляешь, что в штрафбате? Тут дай бог день прожить, какие уж шесть месяцев!
– Че ты ноешь? – зло бросил шофер. – Мы офицеры. Плевать, что разжалованные, для меня это ничего не значит. Нас приговорили к шести месяцам штрафного батальона. И мы должны их отбыть. Не знаю, как ты, а я должен. Потому что не хочу прятаться остаток жизни.
– Оно все так, – согласился второй. – Но ведь воевать-то со своими придется. Да уже пришлось!
– Привыкай, – хмыкнул водитель. – Не мы начали, но нам продолжать. Мой прадед в гражданскую воевал со своими, дед с немцами, отец в Афгане, еще и Чечню прихватил. Грозный штурмовал и дудаевский дворец. А сейчас и мне довелось. Видно, судьба такая у нас – воевать.
– У меня батя тоже в Чечне был. Служил самоходчиком, на «гвоздике» ездил. Их прямиком с учебки в Чечню привезли, колонну маршем отправили, так по дороге «духи» половину машин пожгли. Пацанов столько сгорело – ужас!
– У меня отец о войне на трезвую голову никогда не рассказывал, только по пьяни вспоминал. И каждый раз психовать начинал. Кричал, ругался, посуду бил. Теперь-то я его понимаю.
– Это точно. И сам бы сейчас грамм двести накатил да пошумел бы. Только смысла в этом не вижу. Все равно не поможет.
Водитель, будто не слыша собеседника, продолжил:
– Когда я решил в училище поступать, он сказал: коли выбрал, неси этот крест достойно, служи, как положено. Придется воевать – воюй. Так что я свой выбор давно сделал.
Автомобиль выбрался из карьера и по неширокой проселочной дороге углубился в лес. Машину подбрасывало на кочках. Кузов раскачивало из стороны в сторону.
Гусев очнулся. Открыл глаза и сразу же ощутил мучительную боль в голове. Каждое движение отдавалось болезненными уколами. Все же он нашел в себе силы сесть на боковую скамеечку в кузове, заторможенно осматриваясь, стараясь не тревожить раскалывающуюся голову.
И сразу узнал сидящего рядом с ним.
– Где мы? – прохрипел Гусев.
– Очнулся?! – улыбнулся тот. – В город мы едем. Тебя в этом кузове нашли среди жмуров. Вовремя ты очухался, а то выбросили бы, как других. А там по крутому откосу катиться – у-у! – метров сто, как не больше, пока долетишь, руки-ноги вместе с шеей переломаешь.
Павел вспомнил все, что с ним случилось до того, как выстрел из гранатомета угодил в огневую точку.
«Контузия, – подумал он вяло. – Даже думать больно. А как остальные? Выжили?»
– Что с лейтенантом? – спросил Павел.
– Каким лейтенантом?
– Из желдорбата. Мы с ним вместе были, пока не накрыло.
– Не знаю, – равнодушно ответил знакомый. – Здесь одни жмуры внавалку лежали и два опóзера. Теперь тоже жмуры, – хмыкнул он.
Тут Павел обратил внимание на металлический рифленый пол кузова, где разлилась большая темно-красная лужа крови, по краям покрывшаяся почти черной коркой и слегка присыпанная песком, принесенным ветром.
Он отодвинул ноги, чтобы ненароком не наступить в эту притягивающую взгляд маслянистую жижу с отражающимся в ней небом.
«Кровищи-то сколько, – подумал он отрешенно. – Война…»
Машина сбавила скорость – впереди показалась сделанная на скорую руку огневая точка: окопчик с отвалом земли, обложенный спиленными деревьями.