Шум усилился.
— Я прошу пересмотреть билль, — отчаянно старался Дэвид перекричать всех. — Я не могу поверить, что вы отказываетесь внести в него поправки. Ну, хорошо, не будем говорить о национализации. Но прошу вас вставить хотя бы пункт об обязательном минимуме заработной платы.
Чалмерс на этот раз сердито заёрзал в своём кресле:
— Господин председатель, у нас нет времени продолжать эту дискуссию. Член Палаты Фенвик может держать свои теории при себе и предоставить правительству сделать всё, что возможно при данных обстоятельствах.
Несколько голосов прокричало:
— Переходите к следующему вопросу, господин председатель!
— Я не теории вам тут излагаю, — вопил Дэвид. — Я с вами говорю о живых людях! Я предостерегаю комитет, что билль этот доведёт шахтёров до отчаяния, до восстания…
— В своё время вам будет предоставлена возможность вносить поправки, — отрезал Дэджен. Затем спросил громко:
— Как будет угодно собранию?
Хор его сторонников заорал:
— Перейти к следующему вопросу!
Дэвид в отчаянии всё ещё пытался добиться беспристрастного обсуждения. Но тщетно. Монотонный голос Дэджена продолжал прерванный доклад. Заседание комитета продолжалось.
В это холодное декабрьское утро Артур пешком дошёл до «Нептуна» и вошёл в контору. Было ещё рано. Он повесил шляпу и пальто, постоял минуту, глядя на календарь, затем торопливо подошёл и оборвал листок. Ещё день прошёл. Это хорошо. Вот прожит ещё один день.
Он сел за свой письменный стол. Только что встав с постели, он, однако, чувствовал себя усталым, так как плохо спал. Он устал от бесконечной борьбы, бесконечной войны с экономическими силами, которые грозили ему уничтожением. Лицо Артура исхудало, было изборождено морщинами. Он имел вид человека, которого грызли заботы.
Он нажал кнопку звонка на столе, и тотчас же Петтит, его секретарь и табельщик, принёс утреннюю почту, разложенную с методической аккуратностью, — самое большое письмо, — внизу, самое маленькое — наверху. Петтит всегда был очень аккуратен.
— Доброе утро, Петтит, — сказал Артур механически. Он чувствовал, что голос его звучит искусственно, несмотря на усилие говорить сердечно и ободряюще.
— Доброе утро, мистер Баррас. Сегодня ночью был сильный мороз, сэр.
— Да, Петтит, холодно.
— Отчаянно холодно, сэр. Не подбросить ли угля в камин?
— Нет, спасибо, Петтит.
Не успел секретарь выйти из комнаты, как Артур потянулся за самым верхним письмом, письмом, которого он ожидал, от его банкиров из Тайнкасла.
Взрезав плотный конверт, он быстро прочёл официальное извещение, без удивления, даже, пожалуй, без смятения. Ему сообщали, что в настоящее время банк отказался от практики краткосрочных ссуд, и правление глубоко сожалеет, что впредь не имеет возможности…
Артур уронил письмо на стол. «Сожаление» — да, красивое слово. Все выражают «глубокое сожаление», когда из высших соображений отказывают ему в деньгах. Артур вздохнул. Впрочем, он этот ответ предвидел раньше, чем написал банкиру. Он уже превысил размеры своего кредита в банке, взял оттуда все, до последнего фартинга, под залог оборудования. По крайней мере хорошо, что он теперь знает, как обстоят его дела с банком.
Он продолжал сидеть за столом. Несмотря на усталость, он с трудом заставлял себя сидеть спокойно — нервное возбуждение требовало выхода. С лихорадочной поспешностью он снова всё обдумал. Лицо его приняло напряжённое выражение. Какой длинный путь пройден со времени катастрофы! А теперь — дороги впереди нет, одно болото, трясина, застой в работе. Цена на уголь упала ещё на пятнадцать шиллингов за тонну. Но даже по такой цене Артуру не удавалось продать его. Крупные объединения сбывали свой уголь, а он, мелкий частный предприниматель, оказывался бессильным. Между тем предприятие требовало накладных расходов, нужно было ремонтировать насосы, платить налоги — шесть пенсов с каждой тонны вынутого из шахты угля. А рабочие? При этой мысли Артур вздохнул. Он надеялся привлечь их на свою сторону примирительной политикой и заботами о их безопасности. Но его постигло горькое разочарование. Рабочие как будто были против его попыток перестройки, подозревали за ними какие-то корыстные побуждения. Устроенные им на руднике чудесные бани до сих пор у многих вызывали раздражение, были предметом скабрёзных шуток. Артур сознавал, что он плохой руководитель. Он часто колебался в своих решениях, убеждал там, где нужно было быть твёрдым, упрямился в таких случаях, когда человек с более сильным характером посмеялся бы и уступил. Рабочие видели его слабость и пользовались ею. Суровость старика Барраса была им понятна: она вызывала страх и даже восхищение. Альтруизм же Артура и его высокие идеалы внушали им недоверие и презрение.
Эта безжалостная парадоксальность отношения к нему рабочих задевала Артура за живое. При мысли о ней он в порыве гнева тряхнул головой. Он отказывался понять это.
Нет, он ещё не побеждён. Он просто временно на мели. Он будет бороться и победит. Прилив непременно снова снимет его с мели. Он уже недалёк, этот прилив.
И Артур с новой энергией принялся обдумывать выход из создавшегося положения. Голова его усиленно работала, и положение с все большей чёткостью вырисовывалось перед ним, факты приобрели ясность, цифры выстроились перед его мысленным взором. Рудник заложен, кредит в банке исчерпан, добыча — ниже, чем когда-либо за последние двадцать лет. Но Артур был глубоко убеждён, что сбыт должен теперь увеличиться. Кризис должен кончиться — и кончиться скоро. Надо продержаться, продержаться до тех пор, пока кризису не наступит конец, и тогда всё будет хорошо. «Нептун» может работать при таком положении ещё по меньшей мере год, это он знал наверное. Предвидя отказ банка, он уже обдумал все заранее, разработал план в мельчайших подробностях. Ничего не было упущено. Надо сократить штат, проводить во всём экономию и держаться, да, держаться крепко. Он сумеет это сделать, он знает, что сумеет!
Артур судорожно вздохнул. Самое неприятное — это сокращение штата, но оно попросту необходимо. Сегодня надо уволить ещё пятьдесят человек. Он снимет их с работы на пласте «Файв-Квотерс» и закроет эти выработки до того времени, пока не улучшится сбыт угля. Ему очень жаль пятидесяти человек, которых он сегодня предупредит об увольнении, отправит к тем шестистам рабочим «Нептуна», которые уже ходят на Биржу труда за пособием. Но другого выхода у него нет. И он примет их обратно на работу, как только будет малейшая возможность.
Артур вдруг торопливо посмотрел на часы. Надо сейчас же сказать Армстронгу. Он распахнул дверь и быстро прошёл по коридору к комнате Армстронга.
Они с Армстронгом проговорили с полчаса, обсуждая, кого из рабочих уволить. Артур настаивал, чтобы в каждом отдельном случае раньше, чем вычеркнуть имя рабочего, взвешивались все обстоятельства. Для него не было ничего мучительнее этой процедуры. В числе увольняемых были старые рабочие, опытные и искусные, которые в течение двадцати лет и более добывали уголь в «Нептуне». Но и им предстояла безработица. Им предстояло вместе с шестьюстами ранее уволенными стоять в очереди за пособием, увеличить нищету и бурлившее в Слискэйле недовольство.