— По-моему, одна из сюжетных линий требует особой подготовки, — сказал я. — Ее с наскоку не сыграешь.
— Какая именно?
— Наша с вами.
Разгладила юбку на согнутом колене.
— Думаете, только вы сегодня получили обухом по голове? Два часа назад я впервые услыхала о вашей подружке из Австралии.
— Внизу я поведал вам все без утайки. Не сочиняйте лишнего.
— Извините мою навязчивость. Просто…
— Что — «просто»?
— Хотела убедиться. Что вы со мной не шутите.
— Если меня пригласят в Бурани, в Афины я ни за что не поеду. — Промолчала. — Так и задумано?
— Кажется. — Пожала плечами. — Как Морис решит. — Заглянула мне в глаза. — Мы и вправду только мухи в его паутине, точь-в-точь как вы. — Улыбнулась. — Вилять не стану. Он собирался вас пригласить. Но за обедом предупредил, что может передумать.
— Разве он не ездил в Нафплион?
— Нет. Он весь день был на острове.
Я смотрел, как она водит пальцем по веточке душицы.
— Но я не закончил. В первом действии вам явно полагалось мне понравиться. Как бы там ни было, вы этого добились. Пусть вы муха, но не только та, что попала в паутину — еще и та, которую насаживают на крючок.
— Не настоящая?
— На искусственную рыба подчас лучше ловится. — Опустила глаза, не ответила. — У вас такой вид, будто эта тема вам неприятна.
— Нет, я… вы совершенно правы.
— Если вы кокетничали со мной из-под палки, скажите честно.
— Я не могу ответить ни да, ни нет. Все гораздо сложнее.
— И что теперь?
— То же, что было бы, познакомься, мы случайно. Следующий шаг.
— А именно?
Заколебалась, с чрезмерным старанием обрывая с ветки листики.
— Наверное, мне захотелось бы узнать вас поближе. Я вспомнил утреннюю сцену на берегу, но догадался, что она имеет в виду: ее истинное «я» не терпит спешки. И что надо внушить ей, что я это понял. Сгорбился, уперся локтями в колени.
— Больше мне ничего и не нужно.
— Глупо скрывать, — медленно произнесла она, — что, по его расчетам, вы должны стремиться сюда каждую субботу, чтобы встретиться со мной.
— Он не ошибся.
— Тут есть еще одна помеха. — Голос ее дрогнул. — Раз всю правду, так уж всю.
Она умолкла, и я ляпнул наобум:
— Как зовут эту помеху?
— Да нет, я просто заявила Морису, что исполню его желание, сделаю утром, что требуется по роли, но в рамках…
— Благопристойности.
— Да.
— Он что, предлагал вам…?
— Ни в коем случае. Он то и дело повторяет, чтоб мы делали только то, что нам хочется.
— Так и не намекнете, чего он, собственно, добивается?
— А самим вам как кажется?
— Бог знает почему, у меня ощущение, что на мне ставят опыты, как на кролике. Это глупо, ведь я появился тут случайно, три недели назад. Попросил стакан воды.
— А по-моему, не случайно. То есть вы, конечно, могли и сами прийти. Но если б не пришли, он бы это и по-другому устроил, — сказала она. — Нас он заранее предупредил, что вы появитесь. Как только выяснилось, что предлог, под которым нас сюда заманили, выдуман.
— Уверен, он посулил вам нечто посущественнее, чем детские розыгрыши.
— Да. — Повернулась ко мне с извиняющейся миной, вытянув руку вдоль спинки скамьи. — Николас, я пока не могу рассказать вам больше. И, кроме всего прочего, мне пора. Но — да, посулил. А насчет кролика… это не совсем так. Не так мрачно. Мы и поэтому тут остались. Какие бы дикости ни происходили. — Обернулась к морю, глядящему в наши лица. — И еще. За этот час у меня будто камень с души свалился. Хорошо, что вы не отступились. Может, мы принимаем Мориса не за того, кто он есть, — прошептала она. — А тогда нам понадобится преданный рыцарь.
— Что ж, наточу копье.
Снова посмотрела с некоторым сомнением, но в конце концов слабо улыбнулась. Встала.
— Спускаемся к скульптуре. Говорим друг другу «До свидания». Вы возвращаетесь в дом.
Я не двинулся с места.
— Вечером увидимся?
— Он просил далеко не уходить. Я не уверена.
— Я точно бутылка содовой, куда вкачали лишнюю порцию газа. Пенюсь от любопытства.
— Потерпите. — Жестом велела мне подняться.
Спускаясь по склону, я проговорил:
— Кстати, вы тоже не отступаетесь — твердите, что Лилия Монтгомери — ваша мать. — Усмехнулся. — Она действительно существовала?
— Вы такой же догадливый, как и я. — Взгляд искоса. — Даже догадливей.
— Приятно слышать.
— Вы ведь понимаете, что попали в руки человека, который виртуозно кроит реальность так и сяк.
Мы достигли статуи.
— Что должно случиться вечером? — спросил я.
— Не бойтесь. Это будет… не совсем спектакль. Или, наоборот, самая суть спектакля. — Помолчала секунду, повернулась ко мне лицом. — Вам надо идти.
Я взял ее руки в свои.
— Можно поцеловать вас?
Потупилась, словно опять войдя в роль Лилии.
— Лучше не стоит.
— Противно?
— За нами наблюдают.
— Я не о том спрашиваю.
Она не ответила, но и рук не отняла. Я обнял ее, прижал к себе. Через мгновение она сдалась, подставила губы. Крепко сжатые, неподатливые; легкая ответная дрожь — и меня оттолкнули. Происшедшее ничуть не напоминало страстные объятия, к каким я в свои годы привык, но в глазах ее сверкнули такие ошеломление и паника, точно для нее этот поцелуй значил в десять раз больше, чем для меня; точно она удержалась на самом краю бездны. Я ободряюще улыбнулся, в подобных нежностях грех невелик, успокойтесь; она уставилась на меня, затем отвела глаза. Реакция абсурдная, неожиданно переломившая логику событий последнего получаса. Может, снова притворяется, чтобы надуть Кончиса или какого-то другого соглядатая? Но она опять взглянула мне в лицо, и я понял, что никого, кроме меня, для нее сейчас не существует.
— Если вы соврали, я не вынесу.
Не дав ответить, повернулась и быстро, даже стремительно пошла прочь. Я воззрился ей в спину, потом посмотрел через плечо на дальний склон оврага. Догнать? Огибая стволы сосен, она спускалась к морю. Наконец я принял решение, закурил, попрощался с царственным, но загадочным Посейдоном и направился к дому. На краю лощины оглянулся. В зарослях мелькнуло белое пятно, скрылось из виду. Но в одиночестве я оставался недолго. Не успел выбраться по каменным ступенькам из оврага, как наткнулся на Кончиса.