Мои товарищи, поспешившие на зов капитана, тотчас заняли место рядом со мной, и нам, сложив свои усилия, удалось удержать вал на месте. Он неподвижно застыл между нашей кормой и бульдозером Пыпина. Через прозрачную зеленоватую стенку воды было видно, как неистовствовал хулиган, бегал по палубе похищенного корабля, потрясая кулаками, и в бессильной ярости кричал нам:
— Отдайте мне дым! Я выпущу его в воздух! Или вы наглотаетесь у меня этой соленой морской воды!
А стена стояла, не подаваясь ни в одну, ни в другую сторону, потому что наступило равновесие сил. И тогда я вспомнил о Толике Слонове. Может быть, нам как раз не хватало его, чтобы отодвинуть громоздкий вал подальше. Но Толик, еще недавно крутившийся на корме и совавший повсюду любопытный нос, куда-то исчез. Словно сквозь палубу провалился.
Но на поиски мальчика у нас уже не оставалось ни минуты, нужно было срочно придумать выход из этой почти неправдоподобной ситуации. Не могли же мы оставаться здесь целую вечность, в то время как у туапсинских детей, может быть, сломались последние игрушки, и ребята вот-вот начнут шляться по улице, попадая под ее разлагающее влияние.
Но как найти этот спасительный выход? Наше положение было просто безнадежным. И вдруг, когда казалось, что все потеряно, меня озарило! Я взял пожарный багор, подпер им стенку вместо себя, чтобы не ощущалось мое отсутствие, и, разувшись, незаметно прыгнул за борт. Уйдя под воду, я подплыл к стенке с противоположной стороны, осторожно подрыл ее основание и так же незаметно вернулся на буксир.
А в это время на поверхности произошли очень важные события. Пока меня не было, Пыпин залез на гребень водяного вала и теперь с ножницами в зубах пробирался, балансируя на кружевах пены, к тросу, на котором держался наш баллон. Мои товарищи с ужасом следили за каждым его шагом. И можно представить их горе, когда они вдобавок ко всему обнаружили мое отсутствие. Но зато абсолютно неописуемой была их радость, едва над фальшбортом появилась моя мокрая борода.
Я шепнул несколько загадочных (даже для себя) слов на ухо боцману и занял свое место у стены.
— Сколько я перевидал юнг на своем веку, а такого смышленого еще не встречал, — сказал боцман, удивленно покачав головой, и, набрав в могучую грудь побольше воздуха, зычно гаркнул: — А ну, братцы, нажмем! Раз, два, взяли!
Мы поплевали на ладони и навалились на водную громаду плечами. И в тот самый момент, когда Пыпин, привстав на носки, уже тянулся с ножницами к тросу, вал с шумом рухнул на его морской бульдозер и подмял под себя. А сам хулиган с криком «Спасите, я утону, я не умею плавать!» полетел вниз и скрылся среди сверкающих столбов воды и облака брызг.
Разувшись на этот раз вторично, я бросился в океан и резво поплыл к Пыпину, бултыхающемуся в воде.
— Зачем же вы нас обманываете? — спросил я, добравшись до терпящего бедствие. — Ведь у вас по плаванию третий разряд. Вы получили его лет пятьдесят тому назад, когда были еще юным и сильным.
— Я нарочно, — признался Пыпин. — Мне очень нужно пробраться на ваш буксир. А иначе бы вы меня ни за что не подобрали. Предоставили бы плыть к своему кораблю.
Морской бульдозер уже отряхнул с себя тонны воды и добродушно покачивался неподалеку от нас с Пыпиным.
Признание хулигана не сулило нам ничего хорошего, но все-таки меня тронула его прямота — родная сестра честности. Значит, он не такой пропащий, этот ужасный Пыпин.
— Только дайте честное слово, что вы даже пальцем не притронетесь к нашему баллону, — сказал я, плавая вокруг хулигана.
— Ну уж сразу и честное слово, как что — сразу клянись, — искренне обиделся Пыпин. — А без этого разве нельзя? Разве нельзя по-свойски? На простом доверии?
— С вами нельзя, — сказал я виновато. — Уж очень ценный груз везем. Рисковать не имеем права.
— Ладно, на этот раз даю честное слово, — пообещал Пыпин, тяжело вздохнув, и сварливо уточнил: — Но только на один раз. Понятно?
Пока мы добирались до нашего судна, мои товарищи успели взять морской бульдозер на буксир, чтобы впоследствии вернуть его растяпистой команде.
Я помог Пыпину забраться на судно. Хулиган окинул буксир оценивающим взглядом и заметил Толика Слонова.
— Вот видишь: мы встретились, — сказал Пыпин мальчику, почему-то торжествуя.
— Это еще ничего не значит, — уклончиво ответил мальчик.
— Ну так уж и ничего? Ведь ты здесь без спроса? Без спроса, да? — не унимался Пыпин. — Ну как же ты сюда попал?
Мальчик покраснел и упрямо сказал:
— Это секрет.
Я тогда не придал значения их диалогу. Меня мучила другая загадка, более важная в этот момент. Я отвел Пыпина в сторону и, сгорая от любопытства, спросил:
— Скажите, Пыпин, неужели вы связали сорок узлов?
— Да чтобы я занимался такой работой? — оскорбился Пыпин. — Да мне стоит связать штук десять, и уже хочется спать. А ты сразу — сорок!
— Но как же вам удалось настичь наш буксир? Ведь это самое быстроходное судно в мире!
— Откуда я знаю? Я думать не люблю, — ответил Пыпин, отжимая мокрую футболку.
Но загадка лишила меня покоя. Раздумывая над странным происшествием, я машинально спустился в трюм, и вдруг мой рассеянный взгляд наткнулся на дюжину развязанных узлов, неумело припрятанных за бочкой.
По лабиринтам моих извилин со скоростью курьерского поезда пронеслась догадка. Так вот почему нам не удалось уйти от Пыпина! Какой-то таинственный вредитель, проникнув незаметно в машинное отделение, распустил двенадцать узлов, чтобы снизить скорость нашего буксира.
«Но кто это мог сделать? — с горечью подумал я. — Неужели в нашей прославленной команде завелся изменник, тайный агент хулигана Пыпина?»
Перед моим мысленным взором, точно на киноэкране маленького сельского клуба, прошли мужественные и честные лица моих старших (по должности) товарищей, с которыми было сделано столько рейсов из Новороссийска в Туапсе и обратно. И ни один из членов команды не вызвал у меня ни капли сомнения. С каждым из них я был готов снова пройти по нашему полному испытаний маршруту.
И все же кто-то скрытно от всех спустился в машинное отделение и развязал узлы.
Терзаясь загадкой, я медленно поднялся на палубу, и тут меня окликнул матрос Костя.
— А я вас ищу, — сказал Костя. — Вам нужно как можно скорей случайно заглянуть в каюту капитана.
— Извините, капитан, — сказал я, переступая порог каюты, — я торопился на камбуз, но ошибся дверью и вот угодил прямо к вам.
— А, юнга, — будто бы удивился капитан, отдыхавший на диване. — Ну, заходите, если вы уж здесь. Кстати, если желаете, можете прочесть радиограмму из Новороссийска. Я забыл ее вон там, на столе. Привыкайте! Когда-нибудь и вам придется читать служебные радиограммы.
Он произнес это как бы между прочим, небрежно. Ему, как и остальным членам нашего экипажа, приходилось делать невероятные усилия, чтобы не прорывалось наружу его огромное уважение ко мне. Я — юнга, и этим все сказано!