Ой, что это? Огромный рекламный шар в небе!
Это вовсе не рекламный шар. Это дирижабль — воздушное судно. Ещё точнее — это «Гинденбург», немецкий цеппелин, сгоревший в 1937 году. С того момента он находится здесь, в Междумире.
Что такое облако?
Так мы называем группу послесветов. Ну, ты знаешь: стадо китов, прайд львов, облако послесветов. Этот термин придумала Мэри. Она много чего придумывает.
Вообще-то, мне всё это здорово нравится. Можно сказать, я в жизни никогда не был так счастлив!
Тогда для тебя пришло время двигаться дальше. Желаю тебе приятного путешествия к свету!
У меня столько вопросов! Не могла бы ты рассказать ещё чуть-чуть?
Прошу прощения, но есть вещи, которые тебе придётся узнать самому. Удачи!
Алли-Изгнанница
Юноша проник в ягуара, легко скользнув в его гибкое, лоснящееся тело, и тут же отправил примитивный кошачий мозг в спячку. Теперь он был хозяином зверя, чья плоть — мускулистое волшебство поджарого четвероногого хищника, в совершенстве приспособленного для бега, погони и убийства — принадлежала теперь чужаку.
Юноша взял себе имя Джикс [2] — одно из многочисленных майянских наименований ягуара — поскольку питал склонность к большим кошкам и вселялся в них при первой же возможности. Он предпочитал диких ягуаров, водящихся в джунглях Юкатана — зверей, не утративших вкуса к охоте.
Профессией Джикса был розыск: он выслеживал тех послесветов, которых его превосходительство король считал угрозой своей власти. Таких, как, например, Ведьма с Востока, известная под именем Мэри Хайтауэр.
Его Превосходительство создал над Миссисипи ветровую завесу, чтобы не дать Мэри и её слугам проникнуть на его территорию, но Восточная Ведьма оказалась умной и безжалостной. С помощью своих скинджекеров она разрушила живомирный мост, перенеся его, таким образом, в Междумир. Затем мощный локомотив, влекущий за собой целый поезд, полный её последователей и рабов, пересёк реку.
По крайней мере, так слышал Джикс.
Другие утверждали, что сама Ведьма в пересечении реки участия не принимала, что с нею стряслось нечто до ужаса странное и непонятное, однако что же это было — каждый предполагал своё: улетела в небо; растеклась в лужицу; обратилась в камень; стала живым человеком... Каждый новый слух был ещё фантастичнее, чем предыдущий, так что никто не знал, чему же верить.
Джикса послали, чтобы он разведал все подробности. Узнал число нарушителей и их намерения, а потом доложил королю. Если эти дерзостные послесветы действительно представляли собой угрозу, с ними без промедления расправятся — им больше никогда не увидеть света дня. От рапорта Джикса зависело очень, очень много.
— Тебе надо бы вселиться в пилота летающей машины, — предложил Его Превосходительство, — поскольку быстрота, с которой ты в этом случае получил бы сведения, доставила бы нам большое удовлетворение.
Однако Джикс воспротивился.
— Но, сэр, моя способность к выслеживанию исходит от богов-ягуаров. Если я пущусь в путь замаранным, они разгневаются и отберут у меня мой дар.
Тогда Его Превосходительство отпустил его, снисходительно махнув рукой:
— Поступай, как знаешь, лишь бы мы получили нужные нам результаты.
Король всегда говорил «мы» и «нас», даже тогда, когда в комнате не было никого, кроме него самого.
Так и получилось, что ясным осенним днём Джикс отправился в путь в теле, заимствованном у ягуара. Быстрый зверь стремительно преодолевал горы и реки, останавливаясь на отдых только тогда, когда это было совершенно необходимо, да и то ненадолго. Он подходил поближе к поселениям и прислушивался к тому, на каких языках говорят их обитатели. Сначала звучали остатки древних наречий, дальше, по мере его продвижения, испанский, затем английский. Как только Джикс услышал английский, он понял, что цель близка; при этом никто его не засёк, потому что сейчас он совмещал в себе лучшие качества обоих видов: обострённое чутьё ягуара и совершенный ум человека.
Поезд-призрак пересёк мост в Мемфисе — значит, туда ему и надо отправиться. Джикс был уверен — уж там-то он обязательно учует запах сверхъестественного, и тогда выследить непрошенных гостей не составит труда. По мере приближения к цели он ощущал, как его наполняет восторженный трепет погони. Чужаки получат своё сполна.
Единственным, что скрашивало положение Алли Джонсон, привязанной к передку паровоза, был великолепный обзор. Особенно поражали её роскошные закаты. Даже в Междумире, где живые краски казались мутными и расплывчатыми, небеса не теряли свой ошеломляющей величественности; закат окрашивал увядающую ноябрьскую листву всех деревьев — и живых, и мёртвых, в цвета пламени. А потом на землю спускались голубые сумерки. Это зрелище наводило Алли на мысль: а не существуют ли облака, звёзды и солнце в обоих мирах одновременно? Уж луна-то точно светит одинаково как живым, так и мёртвым.
«Нет, не мёртвым!» — напомнила себе Алли. — Заблудившимся между жизнью и смертью...»
Вообще-то Алли была гораздо ближе к живым, чем большинство обитателей Междумира. Это делало её особенно ценной, особенно опасной.
И поэтому она теперь была привязана к передку призрачного поезда.
Правда, в настоящий момент обзор оставлял желать лучшего. Всё, что она видела — это лишь главный вход в деревянную церковь. Он, пожалуй, показался бы ей красивым и достойным восхищения... если бы не находился в футе от её носа.
Поезд стоял у церкви уже много часов, и всё это время Милос, Спидо и группа других, самых лучших и сметливых ребят из числа подопечных Мэри Хайтауэр, решали, что же им делать.
Сама Мэри дать никаких ценных рекомендациий не могла.
Перманентно истекающий водой Спидо (он так и ходил в тех самых мокрых плавках, в которых умер), отличался умением предлагать наиболее трудоёмкие решения возникающих на их пути проблем.