— Потому что Месье тут ни при чем: он сын Кончини, а не Генриха Четвертого.
— Господин кардинал, подумайте над тем, что вы мне говорите.
— Да, я знаю, что подвергнусь гневу королевы-матери, гневу Месье, гневу самого короля, если граф де Море покинет того, кто хочет ему блага, и придет к тем, кто хочет ему зла; но граф де Море будет признателен за большое внимание, что я к нему проявляю, — внимание, имеющее источником большую любовь и большое восхищение королем, его отцом, — и граф де Море сохранит в тайне то, что я сказал ему сегодня для его блага и блага Франции.
— Вашему высокопреосвященству не нужно мое слово, не так ли?
— У сына Генриха Четвертого слова не спрашивают.
— Однако ваше высокопреосвященство пригласили меня не только для того, чтобы дать советы, но и, как вы сами сказали, чтобы доверить мне некое поручение.
— Да, граф, поручение, удаляющее вас от тех опасностей, что я предвижу для вас.
— Удаляющее меня от опасностей?
Ришелье сделал утвердительный знак.
— И, следовательно, от Парижа?
— Речь идет о том, чтобы вернуться в Италию.
— Гм! — произнес граф де Море.
— У вас есть причины не возвращаться в Италию?
— Нет, но у меня есть причины остаться в Париже.
— Итак, вы отказываетесь, господин граф?
— Нет, не отказываюсь, особенно если поездку можно отложить.
— Выехать необходимо сегодня вечером, в крайнем случае — завтра.
— Это невозможно, монсеньер, — сказал граф де Море, покачав головой.
— Как! — воскликнул кардинал. — Вы допустите, чтобы война началась без вашего участия?
— Нет, но я покину Париж вместе со всеми, и как можно позже.
— Вы это твердо решили, господин граф?
— Твердо, монсеньер.
— Я сожалею о вашем нежелании ехать. Именно вам вашей храбрости, вашей верности, вашей учтивости хотел я доверить дочь человека, которого чрезвычайно уважаю. Что ж, граф, я поищу кого-нибудь, кто согласится вместо вас сопровождать мадемуазель Изабеллу де Лотрек.
— Изабеллу де Лотрек! — воскликнул граф де Море. Так вы хотите отправить Изабеллу де Лотрек к ее отцу?
— Да, ее. Что в этом имени вас удивляет?
— Нет, ничего, простите, монсеньер.
— Я подумаю и найду ей другого защитника.
— Нет, нет, монсеньер, не надо никого искать; проводник и защитник мадемуазель де Лотрек, тот, кто даст себя убить за нее, найден, вот он: это я!
— Итак, сказал кардинал, — я могу больше ни о чем не беспокоиться?
— Ни о чем, монсеньер.
— Вы согласны?
— Согласен.
— В таком случае вот мои последние указания.
— Я слушаю.
— Вы доставите мадемуазель де Лотрек, которая во все время пути будет для вас священна, как сестра…
— Клянусь в этом!
— … к ее отцу в Мантую; затем вы присоединитесь к армии и получите командный пост под началом господина де Монморанси.
— Да, монсеньер.
— А если случится — вы понимаете, человек предусмотрительный должен предполагать любые возможности, — если случится, что вы и мадемуазель друг друга полюбите…
У графа де Море вырвался непроизвольный жест.
— … вы понимаете, это лишь предположение, ибо вы никогда друг друга не видели и совсем друг друга не знаете. Так вот, если это произойдет, я не смогу ничего сделать для вас, монсеньер, — вы сын короля, — но я могу многое сделать для мадемуазель де Лотрек и для ее отца.
— Вы можете сделать меня счастливейшим из людей, монсеньер. Я люблю мадемуазель де Лотрек.
— Ах, в самом деле? Видите, как все сходится. А не она ли, случайно, в тот вечер, когда вы были в Лувре, приняла вас на лестнице из рук госпожи де Шеврез, переодетого пажом, и провела темным коридором в спальню королевы? Признайтесь, что если так, то этот случай похож на чудо!
— Монсеньер, — сказал граф де Море, изумленно глядя на кардинала, — я знаю одно: мое восхищение вам равняется моей признательности; но…
В голосе графа слышалось беспокойство.
— Но что? — спросил кардинал.
— У меня остается одно сомнение.
— Какое?
— Я люблю мадемуазель де Лотрек, но не знаю, любит ли мадемуазель де Лотрек меня и, несмотря на мою преданность, примет ли она мое покровительство.
— То, о чем вы говорите, господин граф, меня уже не касается, это целиком ваше дело. Вы должны получить у нее желаемое вами согласие.
— Но где? Как я ее увижу? У меня нет никакой возможности ее встретить, а если, как говорит ваше высокопреосвященство, отъезд должен состояться сегодня вечером или, в крайнем случае, завтра, не знаю, как я смогу ее увидеть.
— Вы правы, господин граф, ваша встреча настоятельно необходима. Подумайте над этим, я тоже подумаю. Подождите немного в этом кабинете, мне надо кое о чем распорядиться.
Граф де Море поклонился, с восхищенным удивлением следя глазами за этим человеком, настолько превосходящим других, из своего кабинета управляющим Европой и находящим время среди окружающих его интриг и грозящих ему опасностей заниматься личными интересами людей и входить в мельчайшие подробности их жизни.
Дверь, через которую вышел кардинал, была закрыта; граф де Море машинально устремил на нее взгляд и не успел еще его отвести, как дверь отворилась, и в нее проеме он увидел не кардинала, а мадемуазель де Лотрек.
Влюбленные, словно пораженные одновременно электрическим разрядом, удивленно вскрикнули. Затем граф де Море с быстротой мысли устремился к Изабелле, упал к ее ногам и поцеловал ей руку с пылкостью, доказавшей девушке, что она обрела, может быть, опасного покровителя, но преданного защитника.
Тем временем кардинал, достигший своей цели — удалить сына Генриха IV от двора и сделать его своим сторонником, — радовался тому, что нашел развязку героической комедии без участия своих обычных литературных сотрудников — господ Демаре, Ротру, л’Этуаля и Мере.
Корнель, как мы помним, не имел еще чести быть представленным кардиналу.
Большим событием, с тревогой ожидаемого всеми, исключая Ришелье (он был уверен в короле, насколько можно было быть уверенным в Людовике XIII), был совет, который должен был заседать у королевы-матери в Люксембургском дворце, построенном ею в годы регентства по образцу флорентийских дворцов; для его картинной галереи Рубенс десять лет назад выполнил великолепные полотна, изображающие наиболее значительные события жизни Марии Медичи и составляющие сегодня одно из главных украшений галереи Лувра.