— Неужели она не хочет, чтобы ты воспитывал собственную дочь?
— По-видимому, я должен дать ей свою фамилию, и все. Но это несправедливо: лишь отец может окружить девочку необходимым вниманием и заботой.
— И его жена, — с болью в голосе добавила Шейн.
— Да, и она тоже, — вздохнул он.
Повисло тягостное молчание. Чэз чувствовал, что Шейн снова удаляется от него, чувствовал, каких невероятных усилий ей стоит войти в его положение.
— Кажется, пришло время обсудить, чего именно ты ждешь от меня, — сказала она наконец.
— Что ты имеешь в виду?
— Джимбо отчасти был прав. Ты хотел приобрести себе жену, чтобы она превратила твое ранчо в уютный дом, — Шейн выскользнула из его объятий, — и, в общем, был почти честен со мной, просто забыл упомянуть, что этот дом будет создаваться для Сариты, а не для нас.
— И что же? — напряженно поинтересовался Чэз. Своими словами Шейн резала его без ножа.
— Я хочу знать, что из этого получится. Что тебе нужно от меня?
Чэз не знал, что ей ответить, поэтому встал, направился к платяному шкафу и достал оттуда рубашку со словами:
— Мы оба устали и измученны. А поскольку я не знаю, что сделал Джимбо с твоими чемоданами, надень это. Распакуешь завтра.
— Я не буду спать здесь.
— Тогда давай переберемся в другую спальню, мне все равно, где мы будем ночевать.
— Я имею в виду, что… не хочу спать с тобой в одной постели.
— Мы будем спать вместе, — отрезал Чэз тоном, не терпящим возражений.
И тут ему показалось, что его драгоценная супруга ругается сквозь зубы. Да, наверняка показалось! Тем более что это не могло изменить его решение: он чувствовал, что выиграл это «генеральное сражение». Всеми силами стараясь скрыть свое торжество, Чэз открыл дверь в спальню и увидел на пороге поднос с едой. Подняв его, он обернулся с явным намерением предложить что-нибудь Шейн и замер. Освещенная светом из коридора, она стояла на коленях посреди кровати, собираясь надеть рубашку. Для Чэза время остановилось. Золотистые волосы Шейн чарующими волнами ниспадали на плечи. А этот манящий изгиб бедер, а эта идеальная талия! Что уж говорить про грудь — полную, высокую! В ее больших черных глазах читалась беспомощность, возбуждавшая его еще сильнее. Чэз пинком закрыл дверь и попытался перевести дух. Получилось не очень. Его охватила всепоглощающая страсть, требуя немедленно овладеть ею.
— Чэз? — испуганно позвала Шейн. И тогда он понял, что просто не может обидеть ее неуважением, и, с великим трудом взяв себя в руки, подошел с подносом к кровати.
— Ты ничего не ела за ужином, — хрипло сказал он. — И я попросил принести тебе это.
— Ты тоже, — тихо ответила она.
Чэз зажег лампу, стоявшую на тумбочке возле кровати. Шейн уже оделась и сидела на кровати, натянув одеяло по самый подбородок. Теперь он окончательно убедился, что она недавно плакала: опухшие веки и высохшие слезы на щеках подтверждали это. Чэз почувствовал себя беспомощным: он злился на себя за то, что стал причиной ее слез, на Шейн — за то, что она такая открытая и ранимая. «Если бы она наконец поняла, что любовь не стоит того, чтобы из-за нее страдать, если бы смогла умертвить в себе все сентиментальные чувства, — думал он, — жизнь стала бы намного проще, и мы могли бы наслаждаться обществом друг друга без всякого стеснения, а главное, без чувства вины». Чэз поставил поднос на кровать. Моджо любезно приготовил для них свой фирменный салат с кусочками жаренного в оливковом масле цыпленка и красным сладким перцем. Чэз подцепил на вилку несколько особенно аппетитных кусочков и предложил их Шейн. Она не отказалась.
— Вот это уже дело, дорогая! — обрадовался он, когда Шейн съела еще пару ложек салата и булочку, а потом снова стал серьезным и вернулся к наболевшей теме. — Я сделаю все возможное, чтобы вернуть дочь. Донья Изабелла путает мне все карты. Но если она захочет сбежать с Сари-той, я ей этого не позволю… по крайней мере, без долгой и упорной борьбы. Но постараюсь ее избежать.
— И поэтому ты женился на мне, — Шейн не сводила с него пристального взгляда, — чтобы иметь права на Сариту?
— Да, именно так, — неосторожно ответил он. Шейн опустила глаза.
«Почему же мне так хочется заставить эти прекрасные глаза смотреть на меня? Почему хочется пробудить в них пылкий огонь, такой, как в ту ночь, когда мы занимались любовью? — спрашивал себя Чэз. — Ведь меня должно устраивать, что она холодна со мной!» Но он не осмеливался прикоснуться к ней, зная, что тогда уже не сможет остановиться. Словно угадав его мысли, Шейн плотнее завернулась в одеяло.
— Ты хочешь, чтобы я постаралась угодить донье Изабелле? — тихо спросила она.
— Да. Это было бы… — Чэз убрал поднос и поставил его на стул рядом с кроватью. — То есть я хочу сказать, что у тебя это получится намного лучше, чем у меня.
— Значит, в данном вопросе ты даешь мне полную свободу?
— А у меня есть выбор?
— Что же будет потом, когда ты получишь Сариту?
— Что конкретно ты имеешь в виду? Шейн свернулась беззащитным комочком в углу просторной кровати.
— Ты вернешь дочь. А что будет со мной, если я не забеременела от тебя?
Моей давно потерянной невесте
Я принял важное решение. Может, это и глупо, но я не могу поступить иначе.
Приближается Бал Золушки, и я решил рискнуть в последний раз.
Я назвался именем друга, а это значит, Элла не увидит моей фамилии в списке гостей и не предупредит Рейфа. Я обязательно буду там. Может, таким образом я прощаюсь с тобой. А может, просто льщу себя напрасной надеждой снова увидеть тебя. Да, я все еще надеюсь встретиться с тобой. Странно, не правда ли? После стольких лет разлуки!
Я должен знать правду о тебе. Я должен забыть тебя и начать новую жизнь. Хотя бы попытаться. Я стараюсь убедить себя, что наша встреча ничего не изменит: ведь мы уже совсем другие люди… Мне просто хочется увидеть тебя в последний раз и… уйти.
Я должен убедиться, что поступаю правильно, расставаясь с тобой. Но если ты будешь там, мы сможем взглянуть на мое решение по-другому, не так ли, любовь моя? Если же нет… Это и будет твой ответ.
Жди меня, жена. Я иду.
— Поживем — увидим, — уклончиво ответил Чэз.
— Я хочу получить ответ прямо сейчас, — потребовала Шейн. Чэз понял, что она не отступит. Он впервые встретил женщину, которая так отчаянно стремится к правде, что не боится пострадать ради нее. — Если я не беременна, — продолжала она, — что случится с нашим браком?
— Черт побери, дорогая! Конечно же я не выкину тебя на улицу.
— Но ты уже не будешь нуждаться во мне, я не буду интересовать тебя как женщина, не так ли?