А между тем что может быть проще? Фредерике могла помешать тысяча причин — или недомогание, или лошадь потеряла подкову, или в дороге сломалась ось у кареты! Она могла забыть о своем обещании или, скажем, решить, что Юлиус ждет ее не к завтраку, а к обеду.
Что до Лотарио, то дела призывали его в Гавр, он не волен был отказаться и правильно сделал, что поехал. Дорога в Гавр не проходит через Анген.
Но сколько бы Юлиус ни успокаивал себя подобными соображениями, спокойствия и в помине не было.
К двум часам Фредерика все еще не появилась.
В три Юлиус понял, что больше ему не выдержать.
Он велел запрягать, чтобы отправиться в Анген и посмотреть, что там делается.
Но его удержала одна мысль: поехать туда самому значило рисковать разминуться с Фредерикой, не заметить ее кареты и приехать в Анген именно тогда, когда она прибудет в Париж, тем более что Фредерика не всегда ездила одной и той же дорогой.
Следовательно, чтобы не пропустить ее, было бы вернее послать к ней кого-то, а самому остаться дома.
Итак, Юлиус приказал Даниелю, своему доверенному лакею, съездить туда, гнать коней не жалея и возвратиться не позже, чем через два часа.
Со времени отъезда слуги прошло около часа, когда появился Самуил, спокойный, улыбающийся.
Он тотчас заметил взбудораженный вид Юлиуса.
— Что это с тобой? — спросил он.
Юлиус рассказал ему о необъяснимом опоздании Фредерики.
— Так вот отчего у тебя и душа не на месте и физиономия перекошена? — расхохотался Самуил. — Тогда я не удивляюсь тому, как воздействуют на тебя вещи, по сути более серьезные. Успокойся: Фредерику могло задержать все что угодно — мигрень, к примеру, или необходимость примерить платье. Не станешь же ты теперь требовать солдатской собранности от юной особы, чтобы, проходя мимо зеркала, она забыла в него посмотреть? Недурной повод для переполоха! Ты бы меня очень насмешил, будь у меня время забавляться. Значит, если не считать этого предмета, с тобой все в порядке? В таком случае прощай.
— Ты меня покидаешь? — спросил Юлиус: ему хотелось, чтобы кто-нибудь составил ему компанию и помог убить время нетерпеливого ожидания — еще целый час.
— Да, — отвечал Самуил. — Я зашел мимоходом, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь. Но у меня есть сегодня одно дело.
— И ты со мной не пообедаешь?
— Нет, меня ждет обед, так сказать политический, и пропустить его нельзя.
— Останься хоть до приезда Фредерики.
— Да не могу я, — сказал Самуил. — Я обедаю в Мезоне. Сейчас без четверти четыре. У меня едва хватит времени добраться туда. Дело идет о важной встрече. Ты-то больше не занимаешься политикой. Что ж, твоя воля. Но ты вышел из игры в очень интересный момент. Что до меня, то я больше ни о чем не думаю, кроме этого. Я туда погрузился по самые уши. Сегодня я обедаю с людьми, которые воображают, будто руководят происходящим, а на самом деле, уж поверь моему слову, плетутся у него в хвосте.
— Не разговаривай со мной больше об этом, — прервал его Юлиус.
— Тебя это совсем не интересует? — спросил Самуил.
— Нет: к политике я равнодушен. И потом, у меня сохранились связи при прусском дворе. Я по временам туда пишу.
Самуил устремил на Юлиуса проницательный взгляд.
С легким смущением Юлиус продолжал:
— Эхо того, что ты мне скажешь, могло бы помимо моей воли отозваться в этих письмах, а эффект, произведенный ими в Берлине, отразиться затем и на парижских делах. Никогда не говори мне об этом, прошу тебя.
— Хорошо, — откликнулся Самуил. — Однако прощай, уже четыре.
— Ты не будешь проезжать здесь на обратном пути? — спросил Юлиус.
— Не думаю. Мне придется там задержаться до глубокой ночи, и оттуда я уж поспешу прямо в Менильмонтан — спать.
— Тогда до завтра.
— До завтра, — сказал Самуил.
И он ушел, оставив Юлиуса во власти одиночества и растерянности.
Со времени отъезда Самуила прошло минут сорок пять, когда доверенный человек Юлиуса возвратился из Ангена, гоня коней во весь опор.
Услышав шум экипажа, въезжающего во двор, Юлиус бросился к окну.
Даниель вышел из кареты один.
Юлиус побежал к лестнице.
— Ну, что там? — крикнул он.
Физиономия Даниеля выражала полнейшее замешательство.
— Да что такое, Даниель? — спросил Юлиус. — Вы видели Фредерику?
— Госпожи графини в Ангене больше нет, — отвечал Даниель.
— Нет в Ангене? С каких пор?
— С сегодняшнего утра.
— Уехала сегодня утром?! А здесь ее все еще нет?! — закричал Юлиус.
И он потащил Даниеля в свою комнату.
— Живо! Говорите все, что знаете.
— Госпожа графиня, — продолжал Даниель, — покинула Анген сегодня рано утром вместе с госпожой Трихтер.
— Она собиралась ехать сюда?
— Нет, господин граф, потому как за ней приехала почтовая карета. Они всю ночь провели, укладывая свои вещи. Уехали вдвоем, не оставив слугам никаких распоряжений, а те думали, что все это происходит с ведома вашего превосходительства.
Юлиус не находил слов. Ему тут же пришла в голову ужасная мысль: Фредерика бежала с Лотарио.
Так вот почему Лотарио собирался в Гавр! В эту самую минуту они, возможно, уже садятся на корабль, отправляясь за океан, чтобы там подождать кончины этого докучного мужа, так упрямо цепляющегося за жизнь, и урвать кусочек счастья, слишком медлившего к ним прийти.
Ах, так вот как Лотарио и Фредерика отблагодарили его за все, чем он был для них, за те добрые намерения, что он питал еще сегодня рано утром! В ту самую минуту, когда он решил еще раз принести себя в жертву, позволив им не только любить друг друга, но даже говорить об этом, они его оскорбили, предали, обесчестили! Неблагодарность была так проворна, что даже опередила благодеяние.
— Это все? — осведомился граф с пугающим спокойствием, когда Даниель закончил свой рассказ.
— Обойдя все покои, — продолжал Даниель, — я в комнате госпожи графини нашел письмо. Оно лежало на камине, запечатанное, но без адреса.
— Давайте сюда! — сурово произнес Юлиус.
— Вот оно.
— Хорошо. Ступайте.
Даниель вышел.
Юлиус осмотрел письмо.
— Запечатано печатью Фредерики, — пробормотал он. — И адреса нет. Для кого это письмо? А, проклятье, мне не хватало теперь только являть пример особой щепетильности!
Резким движением он сорвал печать и стал читать, дрожа как лист:
«Мой друг,