Проводник из-под черной маски бросил последний взгляд на попутчика, как бы говоря ему: «Еще есть время!»
И действительно, они были вне видимости часового; в старых развалинах все молчало, а мрачное беззвездное и не освещенное луной небо, казалось, нависло над брешами, проделанными рукой времени в гигантских стенах.
— Ну, пошли! — сказал тот из двух спутников, кого мы еще не знаем.
Проводник, как будто он только и ждал этого последнего слова, ступил на винтовую лестницу.
Незнакомец пошел вслед.
Дверь захлопнулась за ними.
Спустившись вниз, тот, кто служил проводником другому, остановился перед бронзовой дверью и ударил в нее три раза с равными интервалами — каждый из этих ударов отдавался в двери, как будто били в тамтам.
— Внимание, — сказал Шлик, — сейчас дверь откроется, а за ней нас ждет дежурный.
Дверь открылась, и действительно в проеме стоял человек в маске: это был дежурный.
— Который час? — спросил он у обоих спутников.
— Час, когда занимается день, — ответил Шлик.
— Что ты делаешь так рано?
— Я встаю на рассвете.
— Для чего?
— Чтобы карать.
— Откуда ты?
— С Запада.
— Кем ты послан?
— Мстителем.
— Дай доказательство твоей миссии.
— Вот оно.
И он предъявил дежурному маленькую деревянную дощечку восьмиугольной формы, напоминавшую те, на которые вешают ключи в гостиницах Германии.
На этой дощечке было написано слово «Баден».
Дежурный у двери проверил подлинность личности, потом бросил опознавательный знак в урну, где уже лежали дощечки братьев, пришедших раньше Шлика.
— А этот человек? — спросил он у Шлика, показывая пальцем на незнакомца. — Кто он?
— Слепец, — ответил незнакомец на прекрасном немецком языке.
— Зачем ты пришел сюда? — спросил его дежурный.
— За светом.
— У тебя есть поручитель?
— Мой поручитель тот, кто идет впереди меня.
— Отвечает он за тебя?
— Спроси это у него самого.
— Отвечаешь ли ты за того, кого нам представляешь, брат?
— Я отвечаю за него.
— Хорошо, — сказал дежурный, — пусть он войдет в комнату раздумий. Когда придет время, его позовут, чтобы принять.
И, открыв дверь, проделанную в стене, он ввел попутчика г-на Шлика в освещенную лампой комнату, напоминавшую карцер; единственной мебелью ее были каменные стул и стол, примерно такие же, как в рейнской легенде, согласно которой император Фридрих Барбаросса сидит и спит заколдованным сном, пока не проснется Германия, чтобы провозгласить единство всех своих земель.
Что же касается Шлика, оставившего своего товарища предаваться раздумьям, то он направился к решетке, ведущей в главный зал.
Решетка открылась перед ним под нажимом дежурного.
Как мы уже сказали, эта решетка была входом в подземный зал, который назывался залом Совета. Он был обтянут чем-то черным и освещался единственной лампой, подвешенной к потолку на железной цепи.
Под лампой находилась груда ружей, шпаг, пистолетов, брошенных, казалось, в полном беспорядке, однако в случае тревоги каждый мог очень быстро выбрать себе то, что ему было нужно. Свет лампы падал на стволы ружей и пистолетов, клинки сабель и шпаг, которые отбрасывали угрожающие молнии.
По другую сторону от груды оружия, напротив входной решетки, стоял черный мраморный стол, предназначенный для председателя тайного мрачного сборища. Стол находился на возвышении; к нему вели три ступени.
За столом стояло председательское кресло, украшенное бронзовым орлом. Но это не был ни двуглавый орел древнего дома Габсбургов, ни одноглавый орел новой династии Пруссии, ни византийский орел Карла Великого; кресло одновременно служило и троном.
Шестнадцать бочек, наполненных порохом, стояли полукругом около пирамиды оружия и служили стульями для членов общества. Пороховые бочки напоминали, что в случае внезапного нападения долгом каждого члена ассоциации было подорвать себя и своих товарищей, но не сдаться врагу.
В зале была всего одна дверь.
Возможно, под черной обивкой имелись и другие двери, но если они и существовали, то были спрятаны от глаз и были известны только одним зрящим.
В ту минуту, когда решетка закрывалась за Шликом, невидимые часы пробили половину первого ночи.
Какой-то человек в маске отделился от группы посвященных и поднялся на возвышение.
— Братья, — сказал он, — послушайте меня!
Наступило молчание, и все повернулись к говорившему.
— Братья, — повторил он, — ночь убывает, время летит.
Затем он обратился к дежурному:
— Брат, сколько зрящих?
— Шестнадцать вместе со мной, — ответил тот.
— Тогда семнадцатый изменник, пленник или мертвец, — сказал задавший вопрос, — ибо кто осмелится не прийти на эту встречу, когда речь идет об освобождении Германии?
— Брат, — возразил дежурный, — семнадцатый не изменник, не пленник, не мертвец — он в форме австрийского солдата несет охрану у двери.
— В таком случае можно открыть заседание?
Все головы склонились в знак согласия.
— Братья, — продолжал оратор, — не будем забывать о том, что, как на международном конгрессе каждый министр представляет какого-нибудь короля, так и здесь каждый из нас представляет какой-нибудь народ. Дежурный, назовите имена.
Тот перечислил одно за другим следующие названия:
— Баден, Нассау, Гессен, Вюртемберг, Вестфалия, Австрия, Италия, Венгрия, Богемия, Испания, Тироль, Саксония, Люксембург, Ганновер, Гольштейн, Мекленбург, Бавария.
После произнесения каждого из этих названий, кроме «Ганновер», ответ был: «Здесь».
Следовательно, представитель Ганновера был часовым у входа.
— Вытяните из урны одно из этих названий, — продолжал говорящий, — и брат, представляющий его, будет нашим председателем.
Дежурный опустил руку в урну и вытащил маленькую деревянную табличку.
— Гессен, — сказал он.
— Это я, — откликнулся один из посвященных.
В то время как брат, выступавший до этого, спускался с возвышения, только что названный председатель поднимался, чтобы занять место за мраморным столом.
— Братья, — предложил он, — займите места!