Наконец Том откладывает распечатки.
— Простите. Мне очень жаль, я… я не знаю, что и сказать. — Он глубоко и тяжело вздыхает. — Поверить не могу. Как она пошла на такое!
— Никто обычно не верит, — холодно говорит Валентина. — Журналисты — большие спецы по части обмана.
— Вы не первый, кого охмурила прекрасная репортерша. Совсем не первый — и не последний, — добавляет Карвальо, но в его голосе уже звучит капелька сочувствия. — Однако для нас это ужасный удар. Шеф с ума сошел, рвет и мечет. Телефоны вот-вот расплавятся, столько звонков от прессы! Начальство из Рима требует полного отчета.
Переживая болезненную смесь гнева и стыда, Том еще раз пробегает взглядом по копии статьи.
— Мне правда очень жаль. Я с чего-то решил, что статьи о путешествиях не имеют ничего общего с обычными репортажами. И вот ошибся. Могу я чем-то помочь вам и расследованию?
Карвальо отвечает с улыбкой:
— Разве что убийцу поймать, а так — ничем больше. — Взглянув на часы, он добавляет: — Пора мне снова на ковер к бригадиру. Прошу, дождитесь меня. Нам с начальством надо только обсудить текст пресс-релиза.
Том выдавливает улыбку, а Карвальо, прихватив распечатки, уходит.
— Не волнуйтесь вы так, — говорит Валентина и ободряюще похлопывает Тома по руке. — Мы, итальянцы, прощаем любовные интрижки. В конце концов, у нашего президента любовниц больше, чем гондол в Венеции. Кофе хотите?
Том вымученно смеется.
— Спасибо. Меня словно обухом по голове огрели.
— Вот так и чувствует себя женщина, узнав, что мужчина ее обманывал. — Валентина пристально смотрит ему в глаза. — Это предательство, Том, и ощущения после него паршивые. Врагу не пожелаешь.
Валентина, похоже, говорит исходя из собственного горького опыта.
— Да, согласен, — отвечает Том и указывает на копию статьи. — Знаете, боль я переживу. Усвою урок как один из многих. Но мне стыдно за то, как обошлись с вами и Вито.
— Да бросьте. После того, что я пережила за недавнее время, это сущая мелочь. — Лейтенант улыбается ироничной улыбкой, навеяв тем самым болезненные воспоминания о Тине. — Пойду принесу кофе.
Оставшись наедине с собой, Том погружается в мрачные размышления: притворялась ли Тина все время, что они были знакомы? Вдруг ее слова и поступки — лишь способ вытянуть из Тома больше материала для статьи?
И как теперь доверять женщинам?
Район Дорсодуро, Венеция
26 декабря 1777 года
Ни один из двух мужчин, которых обслужила Луиза Коссига, так и не увидел ее лица.
Как ни умоляли клиенты куртизанку с волосами цвета воронова крыла, пошитая на заказ маска так и не открыла секрета хозяйки.
Так лучше. Как ни крути.
Луиза Коссига давно поняла, что во время соития по лицу человека можно многое понять. По пути к вершинам блаженства человек, сам того не ведая, раскрывает, что у него на уме — и на сердце — и каков он по природе своей. Ничего такого куртизанка не хочет показывать незнакомцам, особенно тем, кто меряет ее ценность в монетах.
Первый за ночь хотя бы проявил вежливость — обстряпал все быстро. И был щедр. Учитывая скорость, с какой он взял Луизу, те три минуты стали самыми доходными за весь год. Запомнились и глаза клиента: добрые, они сослужили хозяину хорошую службу. Именно их теплота убедила куртизанку не выбирать его.
Везунчик.
Второго Луиза нашла сама.
Скотина. Такие мужланы побивают жен и детей, гнобят прислугу и обманывают деловых партнеров.
От него голого разило жареным хряком. Он даже похрюкивал и брал Луизу, как настоящий боров. Между ног у него болталась покрытая сединой мошонка; Луизу чуть не выворачивает, стоит вспомнить, как мошонка касалась ее ляжек.
Клиент еще не спросил цену, а Луиза уже поняла: этот подойдет.
Себя он называет Амун. Говорит, по-египетски его имя значит «загадка». Забавно и в чем-то иронично. Человек-загадка омывает свой член в тазу у блудницы и кричит, чтобы ему подали вина.
Закончив одеваться, Луиза говорит:
— Кое-кто из моих друзей сегодня закатит гулянку. Для избранных, в настоящем дворце наслаждений — такое сумеет оценить лишь истинный знаток удовольствий вроде тебя.
— И сколько стоит?
— Для тебя? Совсем ничего. Ты мне уже довольно заплатил. На празднике будет по пять женщин на одного мужчину, достаточно, чтобы утолить даже твой голод.
Амун ищет полотенце и, не найдя его, вытирается о простыни.
— Ты придешь? — спрашивает он.
Луиза оглядывает мужчину и притворяется, будто ее возбуждает его обрюзгшее нагое тело.
— Как я могу не прийти! Ну разумеется, буду. И среди прочих наслаждений подарю тебе одно: ты узришь меня подлинную.
И она касается своей серебристой маски-вольто, [28] обшитой изнутри мягким черным бархатом.
В глазах Амуна разгорается алчный огонь.
— Сейчас. Раскройся прямо сейчас, и я заплачу, сколько пожелаешь. — Он тянется к висящему на дверной ручке плащу и достает из кармана пригоршню золотых цехинов. — Только назови цену.
Луиза отмахивается.
— Сбереги деньги и… — она опускает взгляд, — свое возбуждение. Сегодня ты получишь все, чего так страстно желаешь, задаром. — Луиза проказливо улыбается. — Но если не придешь, то второго шанса не будет. Выбор за тобой.
Клиент молча надевает белую сорочку. Наглость куртизанки, то, что она посмела торговаться, не волнует его. Он только думает, может, стоило схватить ее и силой получить желаемое? Или ударить? Пусть знает свое место.
В итоге тайна и соблазн получить еще больше плотского наслаждения берут свое.
— Как пожелаешь, — сдается Амун. — Значит, сегодня ночью. И где же? Мне вернуться сюда?
Луиза помогает ему с пуговицами.
— Нет, любовь моя. Я тебя встречу и провожу. Через три часа подходи к понте-делла-Палья. На праздник придется плыть на лодках, правда недалеко.
— Отлично.
Он хватает плащ, разворачивается и, не прощаясь, уходит.
Запершись в комнате, Луиза снимает наконец маску и проводит пальцами по волосам. Как хорошо ощутить прохладу на лице!
Присев на стул, Луиза смотрится в зеркало. Глубоко заглядывает себе в глаза, в зеркало души. Она сделала верный выбор, и лодочник будет доволен. Довольны останутся все.