И только на рассвете Танина впервые смеет пошевелиться.
Она напрягает слух, пытаясь расслышать чужие шаги, голоса. Вокруг все тихо.
Погоня отозвана.
Танина садится прямо, раскидав выбеленные кости, и тут же остервенело принимается вычесывать руками из волос паразитов.
Сердце бьется так сильно, будто вот-вот лопнет.
Завидев впереди воду, Танина едва не срывается с места в лагуну, чтобы смыть с себя насекомых. Вместо этого она погружает руки под кости и ищет табличку.
Лишь на самом дне, под грудой скелетов находится пропажа.
Пот градом стекает по всему телу, и кожа зудит от укусов. И все же Танина довольна — «Врата судьбы» у нее. Остается выполнить завет матери, сохранить их отдельно друг от друга, не дать никогда соединиться.
Быть посему.
Сначала Танина бежит с этого острова, а после спрячет таблички где-нибудь, где их никто не найдет. Где-нибудь подальше отсюда.
Девушка оглядывается, но лодки нигде не видит. Рискнуть и отправиться на поиски нельзя. Нельзя и оставаться в Венеции. Собрав гнилые доски возле могилы, Танина находит еще деревяшки у берега.
Затем она быстро входит в воду и ныряет в нее с головой. Вынырнув, отряхивается, счастливая, что хоть ненадолго получилось избавиться от нестерпимого зуда. Танина отрывает от мокрого платья полосы ткани и с их помощью связывает доски в хрупкий плотик. Крепит таблички к доске покрупнее.
Осторожно снова входит в воду. Плот вроде не тонет, держится.
Коротко помолившись — частью за мать, но больше за брата, которого не знала и который отдал жизнь за сестру. — Танина делает глубокий вдох и отталкивается от берега.
Если повезет достичь материка, Танина отправится на юг.
Скорее всего, в Рим, где можно неузнанной начать новую жизнь.
Штаб-квартира карабинеров, Венеция
Последняя картина Ларса Бэйла оказалась самой сложной и дающей больше всего пищи для размышлений.
С восходом солнца Вито сдается, перестает гадать над ее значением и требует найти эксперта по живописи.
Приводят сорокадвухлетнюю Глорию Кучи, бывшего декана факультета искусств из Университа-Фоскари, а ныне владелицу серии известных галерей Кучи.
— Картина и правда очень сложна, — говорит Глория Кучи, обходя кругом выложенную на стеклянном столике распечатку А4 высокого разрешения. — Как по мне, она ужасна и воплощает в себе мировую грязь. В то же время в своем уродстве она действительно прекрасна. Видна рука гения сродни Пикассо или Пикабии. — Она пальцем постукивает по распечатке. — Вот эти тяжелые кубы символизируют силу. В них изображены мужчины, мачо, поднимающие грузы. Возможно, титаны промышленности, финансов и коммерции, строящие город. — Взяв картину за уголок, эксперт улыбается. — А эта угловатая камея поразительна. Похожа на водопад. Изливает он, правда, не воду, но кровь в Гранд-канал. Как вызывающе!
Глория Кучи отходит от стола, собирается с мыслями и, очистив разум от предрассудков, снова погружается в работу.
— Приглядевшись, я вижу, что автор заимствовал элементы стилей у нескольких предшественников. Есть следы влияния Дали — во множественных зеркальных образах и намеках на дикий сюрреализм; Пикабии — в лицах, которые кружатся, словно демоны в тумане.
Она склоняется над картиной, словно длинношеяя птица, готовая склюнуть зерно.
— Однако сильнее всех повлиял Джованни Канал. — Тут эксперт позволяет себе хитроватую улыбку. — Он более известен под псевдонимом Каналетто. Его отец также был художником, отсюда и мононим «Каналетто», то есть «маленький канал». Если обойти картину с другой стороны, то детали предстанут перед нами в более ярком свете.
Валентина и Вито следуют за экспертом, удивляясь: нет бы повернуть саму картину!
— Взгляните на смелые образы, на задний план. Первый опыт Каналетто в живописи состоялся в тысяча семьсот тридцатом году, когда он создал «Гранд-канал и церковь Спасения». Самую, наверное, узнаваемую из своих работ. Очень часто выпускают ее репродукции на открытках.
Глория Кучи наклоняется, приглядываясь к картине, словно землемер — к отвесу.
— Отлично, — говорит она. — В самом деле, просто отлично. — Проводит пальцами по картине. — Вот здесь, посмотрите, устье канала, в нем на переднем плане гондолы. Если внимательно приглядеться, то можно заметить: лодки составлены из почерневших трупов. Несомненно, это аллюзия на эпидемию чумы. Далее идут прибрежные дома — справа — и церковь Спасения слева. Она похожа на бледную грудь умирающей матери Венеции.
Речи эксперта Вито не нравятся. Как можно о подобных вещах говорить столь радостно и подробно!
— А тут? — спрашивает он. — Что значат кубы и прямоугольники поверх всего?
— Насилие, — кивает Глория. — Страсть. Агрессия. Вот их значение. Некий взрыв, выплеск напряжения и гнева. Картина прямо-таки излучает силу.
Валентина припоминает часть из долгой лекции, прочитанной агентом ФБР.
— Не могут ли геометрические фигуры иметь нечто общее с да Винчи и… — колеблется она, боясь показаться глупой, — с золотыми сечениями, золотыми прямоугольниками?..
Впечатленная, Глория запрокидывает голову назад, а после вновь смотрит на картину. Проводит пальцами по распечатке, но так быстро, что за рукой уследить практически невозможно.
— Вы абсолютно правы. Умно, умно. — Хватает Валентину за руку и действует ею, словно указкой. — Смотрите!
Глория медленно проводит пальцем Валентины по очертаниям мужского профиля.
— Это же знаменитая черно-белая иллюстрация да Винчи к «Божественным пропорциям», в которых он использовал золотые прямоугольники, чтобы показать строение лица. Ученые потом еще предположили, якобы чарующая сила «Моны Лизы» тоже заключена в правиле золотого сечения.
Глория смотрит на озадаченных детективов, надеясь, что сказанное пойдет впрок.
— Конечно, и Дали постоянно пользовался золотым сечением. Особенно при создании «Тайной вечери». Если приглядеться, то влияние «Вечери» заметно и здесь.
И снова Валентина и Вито пытаются увидеть в распечатке то, о чем рассуждает Глория. Тогда эксперт ведет пальцем Валентины в нужную точку.
— Вот тут, в самой середине, видны протянутые руки и открытая грудь человека, парящие на фоне каналеттовского небосвода. Человек словно поднимается в рай, эта богоподобная фигура — из «Тайной вечери». — Глория поводит пальцем Валентины вправо и влево. — Тут и тут изогнутые пентаграммы. Они тоже заимствованы из заднего фона «Вечери».
Внезапно Глория замечает нечто новое. Ее лицо озаряется, будто у ребенка, нашедшего последний — самый главный — рождественский подарок под елкой.