— Что ты здесь делаешь, Леонардо? — спросил Миткаль.
Радуясь тому, что видит мальчика, Леонардо поклонился и сказал:
— Я посланец. Пора.
Услышав это, стражники и ангелы тотчас принялись готовить планеры, которые были густо натерты тушью или еще чем-то в этом роде и стали черными, как ночное небо. Леонардо помог евнухам с машинами и сказал одному из них — с виду лет тринадцати-четырнадцати, жилистому и угрюмому, с лицом гладким и тонким, как у красивой женщины, — что полетит вместо него. Парнишка бросил взгляд на Миткаля и сказал:
— Это я должен лететь.
Миткаль все еще препирался с мальчиком, когда тот выхватил нож и бросился на Леонардо. Тот был уже в полетной сбруе и, сопротивляясь ветру, подтягивал вверх крылья — он полагал первым шагнуть с утеса. Леонардо отпрянул, а один из стражников перехватил мальчика и так же апатично швырнул с обрыва в пустоту. Двое других стражников ухватились за планер Леонардо, чтобы его раньше времени не унесло ветром. Юные евнухи, избранные для высокой миссии, с ужасом смотрели на смерть своего сотоварища, а один из ангелов, уже отвязавший свою машину, выхватил кинжал, словно мог сразиться как равный с массивным, закаленным в битвах воином. Леонардо хотел вмешаться, когда Миткаль сказал своему товарищу:
— Оставь его. — Он говорил это, глядя на стражника. — Мы убьем его позже. Ты сомневаешься в этом?
Стражник глупо ухмыльнулся.
— Сомневаешься, что мы с тобой справимся?
— Ветер нужный, — вмешался Леонардо. — Миткаль, ты будешь командовать или я?
Миткаль кивнул ангелу, стоявшему дальше всех на утесе. С помощью двоих стражников он надел сбрую — планер на его спине напоминал панцирь черепахи, хотя в воздухе мальчик будет попросту висеть под ним. Затем ангел прыгнул навстречу ветру, начал стремительно снижаться, а потом по длинной дуге полетел прочь — словно падающий лист превратился вдруг в птицу. Один за другим, с большим интервалом попрыгали с утеса и другие ангелы, и каждый полетел к иному месту на крепостном вале, к замку, безжизненной тенью стоявшему перед ними.
Когда на утесе остались лишь Миткаль и Леонардо, мальчик подал знак Леонардо — была его очередь прыгать. Стражники отступили, чтобы освободить ему место, но он сказал:
— Нет, я полечу последним.
Он не хотел давать стражникам возможности остаться с глазу на глаз с Миткалем, который унизил их.
Миткаль прыгнул.
И Леонардо последовал за ним, стараясь не терять мальчика из виду.
Он швырнул себя в темноту, и сердце бешено застучало, и словно незримый кулак стиснул горло. Ветер увлажнил лицо и пронзительно завизжал в ушах. И он падал, как падал когда-то на глазах у Лоренцо Великолепного, своего отца и всех жителей Винчи, — о, если бы только он мог сейчас быть там, в объятиях своей матушки, если б мог оказаться в крепких объятиях Ачаттабриги, хоть раз еще увидеть знакомые башни, улицы и мосты Флоренции! — а потом поймал воздушный поток и воспарил вслед за Миткалем, чересчур близко к отвесной и опасной стене утеса, взмыл к звездам, точно подхваченный выдохом самого Господа, и описал широкую дугу, облетая утесы, выше, чем следовало бы. Но когда он глянул вниз, на костры и тени, двигавшиеся в темноте, он вдруг ощутил свободу — и неодолимую тягу замереть в воздухе и падать, падать быстрее мысли.
Под ним летел Миткаль — летучая мышь, парящая в пещере со звездным сводом.
Вот она, свобода, блаженная свобода за миг до смерти, которая ждала их в крепости, лежавшей далеко внизу. Леонардо вычерчивал круги в воздухе, вслед за Миткалем направляясь по спирали к северо-западному бастиону. По замыслу, мальчики должны были добраться до южного барбакана [60] . Леонардо подозревал, что там, за подъемным бревенчатым мостом, который опускали для турецких войск, есть две опускные решетки с цепями, намотанными на блоки. Мальчики славятся своим умением красться и обращаться с кинжалами, и они должны подтвердить свою репутацию, потому что обучал их сам Куан, а его, в свою очередь, обучал Хилал.
Черный воздух, казалось, был полон призраков.
Каменные валы рванулись навстречу Леонардо, когда он пытался приземлиться. Ему и Миткалю пришлось нелегко, потому что ветер разбивался о замок, словно волны о волнолом, тянул и дергал их в разные стороны, как невидимыми канатами, и Леонардо проволокся по камню, обдирая кожу на плече и ногах. Но он быстро вскочил, отстегнул сбрую, вынырнул из планера и пинком перебросил его через край вала, наружу. Как огромная птица, тот заскользил вниз и беззвучно рухнул глубоко в расселинах утесов.
— Ты цел? — шепотом спросил Миткаль.
Он, конечно, был куда опытнее Леонардо в искусстве приземления. И он тоже швырнул свой планер со стены, чтобы машина случайно не попала в руки турок.
— Да, цел, — сказал Леонардо, туго затягивая лоскутом ткани обильно кровоточившую ногу. — Пойдем, мы можем спуститься вон по той лестнице.
Лестницы являлись частью самого вала. Секции стен соединялись друг с другом лишь деревянными мостками, которые при нужде легко можно было убрать, и тогда враг был бы вынужден обнаружить себя и с боем брать лестницы.
— Где остальные? — прошептал Леонардо.
Миткаль пожал плечами:
— Наверное, уже у ворот.
Леонардо не видел ни мальчиков, ни их планеров. Во внутреннем дворе замка горели лагерные костры; эта крепость была намного больше, чем казалось Леонардо. Дым костров жег ему глаза — внизу их было множество, и несколько горело на парапетах. Свет лился из окон и бойниц, и тени метались и прядали, как испуганные животные. Места, где были расставлены пушки, хорошо охранялись, и как ни любопытно было Леонардо поглядеть на них поближе, он ни на секунду не замешкался около лестницы, ведущей к пушкам, а двинулся дальше, пригнувшись и затаив дыхание. Какой-то замечтавшийся турок торчал на лестнице, но они предпочли не убивать его, а подождать, покуда он уйдет сам. Внизу у костров тесными компаниями сидели солдаты, пили, смеялись и рассказывали скабрезные байки — извечное развлечение воинов всех времен и народов.
Леонардо и Миткаль двинулись к юго-западному барбакану, стараясь держаться в тени. Миткаль шел с внешней стороны, потому что в своей турецкой одежде был менее приметен для турок, чем Леонардо. Они миновали выбеленные известкой стены огромного зала, примыкавшего к жилым помещениям. Леонардо очень хотелось остановиться, когда они проходили мимо старинной башни, которую не перестраивали. Это была башня с минаретом, и если Никколо жив, если он вообще в замке — он должен находиться в этой башне, в казематах, расположенных под ней. Впереди были ворота, их черные арки тонули в глубокой темноте. Однако чугунная решетка была поднята, обитые железом створки дверей распахнуты настежь, и солдаты Куана вливались в них струей черного дыма. Хотя в темноте Леонардо не мог разглядеть трупов, он ощутил острый запах свежепролитой крови. Они сделали это. Эти мальчики, эти кастраты-убийцы, эти малыши пробрались сюда, перерезали стражу и открыли ворота; и теперь гвардейцы Куана изнутри поднимались на стены замка и поджигали казармы, убивая всех турок, что встречались им на пути, с той молчаливой жестокостью, которая Леонардо казалась куда страшнее любого боя, избиения, резни, какие ему доводилось видеть до сих пор.