А эта странная женщина была хотя бы полезна. Чем внимательнее она вглядывалась в королеву ведьм, тем ближе, значит, та подбиралась к самой большой опасности — к Одину.
Через год после того, как Гулльвейг увидела глаза на заснеженной равнине, горящее ненавистью присутствие привело ее к Дизе и снова к Одину.
Королева ведьм не обращала внимания на призывы Дизы, она была слишком занята поисками своего врага — бога. Шел четвертый день ее испытания повешением: тело королевы было проткнуто толстыми кольями и примотано веревками к камню, нависавшему над входом в одну из пещер.
Слова Дизы дошли до ведьмы вместе со струйкой дыма, которую холодный ветер принес на вершину Стены Троллей. Деревенские целители и знахарки нечасто отваживались обращаться к ведьмам — они прекрасно знали, что не стоит лишний раз напоминать о себе, — но сильно отвлекали внимание. Гулльвейг уже собиралась отказать Дизе, однако ощутила интерес того присутствия, которое неотлучно сопровождало ее. Кажется, где-то рядом опасность, а значит, и Один.
Ведьма отпустила свой разум на волю, он воспарил по поверхности серой скалы, смешался с дымом, и вместе с ним Гулльвейг отправилась к источнику этого дыма.
Диза, сидя на сундуке, вдыхала испарения горящих трав и втянула в себя сознание ведьмы. Она задрожала, забилась в судорогах, упала со своего сундука. Затем все заволокло дымкой, на нее навалилась ужасная сонливость, и появилось ощущение, будто тело больше ей не принадлежит. Нечто странное оттеснило на задний план ее личность.
Гулльвейг смотрела глазами знахарки, она видела комнату, набитую крестьянами, которые, разинув рты, глазели на нее. Еще она видела молодого человека, сидевшего у ног Дизы. Его она сразу узнала — брат волка, составная часть, священная жертва.
Но здесь присутствовал кто-то еще. Рядом с собой она обнаружила женщину, которую вроде бы тоже помнила, красивую, но с ужасным ожогом на лице. Перед женщиной, неосязаемый и призрачный в свете огня, стоял бог. Он бил костью в гулкий бубен, взгляд его был пронзителен, на голове красовалась четырехугольная синяя шапочка. Обод бубна был разрисован рунами, и с каждым ударом казалось, будто они осыпаются с него, раскатываются по полу и скапливаются у него под ногами, прежде чем растаять, словно хлопья снега на теплой земле.
— Господин Один, — проговорила ведьма.
Она прекрасно знала, где находится, — в пространстве, которое не было пространством, в переходе между мирами, который появился благодаря ритуалу, в месте, где встречаются сознания магов и духи из самых далеких и недостижимых мест. Физически тело женщины с обожженным лицом или тело волшебника могут находиться за многие мили отсюда, зато присутствуют их магические оболочки.
Женщина с обожженным лицом протянула к ней руку, и Гулльвейг оперлась на нее, как будто ища поддержки.
Бог обратился к королеве ведьм. Он говорил на странном языке, назвал ее странным именем, но она прекрасно его поняла.
— Ябмеакка, волк наш! Мы разгадали твои намерения, и ты не преуспеешь.
Раздалось согласное бормотание, но оно исходило не от людей, собравшихся в доме. С богом, как поняла Гулльвейг, явились какие-то другие сущности. Его присутствие нагоняло на ведьму ужас, но она решила, что у нее все-таки есть шанс. Если бог не сознает, что он бог, значит, он, скорее всего, и не обладает своей истинной силой. Следовательно, ее магия может его победить или хотя бы дать достойный отпор.
Она направила свою мысль на голубоглазого человека, придав ей вид отрыжки, ядовитого облака, воняющего гнилью и плесенью, полного червей и разных подземных тварей, которые рванулись вперед, намереваясь поглотить его. Но на самом деле это не было заклинанием, Гулльвейг всего лишь раскрыла сознание, позволив промелькнуть тем местам, где она бывала, и тому, что видела там, — достаточно, чтобы сознание любого, кто не бывал в тех краях, спеклось навсегда.
И ведьма получила ответ: какое-то ритмичное биение, туманящее разум, от которого ей нестерпимо захотелось спать. Она услышала странное грубое пение, ощутила порыв холодного ветра, увидела заснеженные поля, животных, тощих, словно начертанные руны, которые скитаются по снежным равнинам, и ей захотелось шагнуть туда.
Но Гулльвейг была не знахаркой со снадобьями и заговорами, не деревенской гадалкой или предсказательницей. Она была королевой ведьм со Стены Троллей, повелительницей визгливых рун, существом, рожденным для магии и вскормленным магией. Она не шагнула на снег, вместо этого она до предела напрягла разум, и внутри ее сознания проявилась руна — руна, похожая на наконечник копья, стальной кончик которого сверкнул словно молния, проносясь по ясному синему небу.
Бубен перешел на бешеный ритм, послышались взволнованные голоса. Гулльвейг ощутила во рту вкус золы и кислого молока, почувствовала запах погребальных костров, а когда снова посмотрела на голубоглазого человека, оказалось, что он исчез. Неужели она убила его? Едва ли; однако рядом с ним были другие, и они, как чувствовала Гулльвейг, пострадали от ее удара.
Один показался ей ослабленным, лишенным обычной силы. Значит, он просто не смог ей ответить. Но что он сделал? Женщина с изуродованным лицом, которая сидела рядом с ней в пещере, где ведьма была пригвождена к скале, погладила ее по руке, и в тот же миг Гулльвейг узнала ответ. У бога пока нет силы, чтобы в открытую напасть на ведьм, поэтому он делает то, что может: убивает девочек, которые должны унаследовать руны. Если они погибнут, некому будет сохранять традиции ведьм. Гулльвейг в итоге останется одна, без всякой защиты. Пока его сила растет, ее уменьшается.
Она понимала, что пора ускорить развитие событий. Мальчик-волк уже готов. Теперь ей предстоит встретиться с его священной жертвой, с наследником конунга.
В чем суть магии? Диза хотела свести волкодлака с наследником конунга, поэтому призвала ведьму. Ведьма решила, что самое время начать ритуал, чтобы сотворить оборотня, слить в одно целое волкодлака и сына конунга. Было ли это совпадением? Что стало причиной их слияния — ритуал Дизы или же действие куда более сильной магии королевы ведьм, которая творилась в недрах ее разума, даже не поднимаясь на поверхность сознания? Или же то проявила себя самая могучая магия из всех, сотворенная самим роком?
Как бы там ни было, желание Гулльвейг теперь полностью совпадало с желанием Дизы, что выразилось в заклинании. Гулльвейг через Дизу протянула руку и коснулась Вали.
Вали заставил себя поднять отяжелевшие веки, чтобы взглянуть на Дизу, которая снова забилась в судорогах. Она кашляла и тряслась, вздрагивала и рычала. Затем она опустилась на пол рядом с Вали и села перед ним на корточки. Подалась к нему и обхватила его лицо ладонями. Вали поглядел в ее глаза и испугался. Он понял, что на него смотрит вовсе не Диза, а нечто совершенно незнакомое, от чего веет одним лишь холодом. Вали чувствовал, как от рук Дизы замерзает лицо.
Ведьма, подвешенная к скале, пыталась творить заклинание, однако сознание Дизы, слишком сосредоточенное на повседневной реальности, не могло вместить ее магию. Надо отправить целительницу куда-нибудь подальше, чтобы ее приземленный разум на время покинул ее и Гулльвейг могла бы действовать свободно.