На миг он лишился дара речи.
Хогни нарушил молчание, рассмеявшись и прокричав:
— Орри, принеси сыну конунга чего-нибудь выпить, наверное, у него пересохло в горле после долгого пути!
Орри, уже ворошивший угли, чтобы оживить костер, помахал им винным мехом. Тошнота охватила Вали, запах дыма от сожженных трав Дизы снова заполнил горло. Он отчаянно хотел идти дальше, и это желание было неестественно сильным. Юноша с трудом удерживался, чтобы не сорваться с места и не побежать на север. Было совершенно очевидно, что он находится под действием заклятия.
— Пить я не хочу, я только возьму коня, — сказал Вали.
— Успокойся, князь. У меня для тебя добрая весть: твой отец вовсе не требовал, чтобы ты убил волкодлака.
— Но при Двоебороде ты говорил совершенно иное.
— Верно. Но то, что говорится в доме правителя, не всегда соответствует тому, что происходит за его стенами.
— Не понимаю.
— Это была уловка.
— Называй вещи своими именами: ложь. Лгать — это не по-мужски. — Голова у Вали шла кругом. Желание двинуться в путь заслоняло весь остальной мир.
— Я привез послание, однако послание было не от твоего отца, то были слова твоей матери, королевы Ирсы, а женщине нет нужды вести себя по-мужски.
Вали сосредоточил взгляд на лице Хогни, пытаясь собраться с мыслями.
— С каких это пор делами отца занимается мать?
— Тому уже четыре года, — ответил Хогни. Он переступал с ноги на ногу и говорил так, словно опасался, что его подслушает трава и передаст весть в долину. — Твой отец болен.
— Чем именно? — Сердце Вали дрогнуло.
Неужели ему уже скоро предстоит унаследовать земли? Если так, то он сейчас же отправит этих людей к Двоебороду и потребует освободить Адислу, если ригиры не хотят еще до начала зимы увидеть у своих берегов драккары хордов.
Хогни не отвечал.
— Он при смерти? — Вкус трав так и стоял в горле, тошнота становилась все сильнее.
— До смерти ему еще далеко.
По этому ответу Вали догадался, что имеет в виду посланник конунга.
— Сошел с ума?
Хогни снова замолчал. Значит, безумие. До Вали доходили кое-какие слухи, но он не придавал им значения, думая, что жители Рогаланда говорят так, подбадривая себя, чтобы меньше бояться своего воинственного соседа. Подобные сплетни распускают обо всех конунгах, стоит только прислушаться.
Вали на секунду задумался, а затем спросил:
— Тогда что же требуется от меня? Чего хочет от меня мать?
— Чтобы ты как можно быстрее вернулся домой.
— Она могла бы просто за мной прислать.
— Тогда зародились бы подозрения, — сказал Хогни.
— Какие еще подозрения?
— Подозрения такого рода, о которых мне не позволено говорить. Тебе все объяснит правительница. В половине дня пути отсюда нас ждет корабль, на нем мы отправимся домой.
Вали кивнул. Ему по-прежнему необходима лошадь, но заполучить ее можно только обманом.
— Хорошо, — сказал он. — Я с радостью отправлюсь домой. Но сначала позвольте мне отдохнуть у вашего костра и промочить горло.
Он подошел к огню и сел, дружинники отца предложили ему остатки жареного зайца с толстым ломтем хлеба. Вали по-прежнему страдал от чудовищной тошноты, однако заставил себя поесть и даже успел вовремя одернуть себя, чтобы не сказать «спасибо», — эту привычку вдолбила в него Диза. Благодарить принято у крестьян, а не у князей. Однажды он будет править этими людьми, и он знал, что князья принимают любые подношения как должное.
Манеры и обычаи отцовских воинов показались Вали немного странными. Он рос среди ригиров, и, с его точки зрения, Хогни с Орри разговаривали между собой как-то нелепо. К примеру, он знал, что хорды называют котелок для приготовления еды горшком, но слышать это было странно, ведь они говорили так, словно другого названия у предмета попросту не существует. Покончив с едой, они взяли щепотку соли, плюнули на нее и бросили на землю, произнеся: «На глаза Локи!»
Эти слова удивили Вали. «Из всех богов, — подумал он, — Локи самый интересный». Он был хитрец, дурачил других, и Вали всегда нравилось слушать рассказы о его проделках. Ему даже казалось забавным, что он убил прекрасного бога Бальдра без всякой причины, просто за то, как считал Вали, что совершенный бог наводил на него скуку. Когда Вали был еще маленьким, Браги побил его, потому что он хохотал над тем, как Локи заставил Бальдра навсегда остаться в подземном мире, отказавшись оплакивать его смерть.
— Ты сам как этот негодяй, так, может, хочешь разделить его мучения? Его привязали к скале за его преступления. Мне тоже тебя привязать? — спрашивал тогда Браги.
Диза увела Вали к себе и утешила его.
— Не над всем, что смешно, нужно смеяться, — сказала она. — Во всяком случае, вслух.
Вали подумал, как там сейчас Диза. Он не мог поверить, что не остался ей помочь, и лишь надеялся, что с ней все в порядке. Но стоил ли ритуал таких страданий? Вопрос рассыпался в сознании крошками, потому что Вали ощутил настойчивое желание оглянуться, посмотреть на север. Именно туда он направлялся, он интуитивно знал, что идти надо туда. Необходимо попасть туда. Но сначала необходимо изобрести какой-то обман и заставить этих людей поверить в него.
— Как вы меня нашли? — спросил Вали у Орри.
Орри засмеялся.
— На север летом ведет только одна дорога, и по ней почти не ездят, потому что купцы предпочитают морской путь. Зимой, когда реки замерзнут, на север будут вести сотни троп, и твоего волкодлака станет сложнее выследить. А летом одна дорога, одно место для засады, путников мало. С ними сложнее разминуться, чем повстречаться.
— Если волкодлака так легко выследить, странно, что конунг Аудун до сих пор этого не сделал, — заметил Вали.
Хогни взмахнул рукой.
— У конунга полно других забот, — сказал он.
Вали больше ничего не сказал. Он понимал, что летом напасть на след человека-волка проще. Лесные олени хорошо отъелись и полны сил, остальные животные — тоже, и отыскать их следы гораздо труднее. Охотнику без лука или тенет — а волкодлаки, как говорят, охотятся без них — приходится нелегко. Прекрасно известно, что в летнее время оборотни наиболее опасны для путников, а сами остаются совершенно безнаказанными. В хорошую погоду конунги ходят по воде. Только нищие, дураки или разбойники становятся жертвой волкодлаков.
Вали внезапно снова охватила тошнота, словно жаба в горле, которая представлялась ему раньше, ожила и закопошилась, пытаясь выбраться на волю. Он опустил кость, которой ковырял в зубах, и постарался подавить позыв к рвоте. Это ему удалось.
— Ты так побледнел, князь. Неужели наша еда тебе не впрок? — удивился Орри.