Несколько минут было тихо, потом я услышала печальный вздох Трэвиса.
— Это ведь наша последняя ночь вместе?
Я несколько секунд помолчала, придумывая, что сказать.
— Трэв, я не хочу воевать с тобой. Просто спи.
Я услышала, как он заерзал, повернулась, поглядела на него и прижалась щекой к подушке. Парень положил голову на руку и посмотрел мне прямо в глаза.
— Я люблю тебя.
Несколько секунд я молча глядела на него, потом повторила:
— Ты обещал.
— Я обещал, что это не уловка. Так и есть. — Он дотянулся и коснулся моей руки. — Но не могу сказать, будто не думал о том, чтобы снова быть с тобой.
— Ты мне дорог. Я не хочу, чтобы ты страдал. Мне следовало в первую очередь довериться своей интуиции. У нас изначально ничего не могло получиться.
— Но ты же любишь меня?
— По-прежнему, — вздохнула я.
Глаза Трэвиса увлажнились, и он сжал мою руку.
— Могу я попросить об одолжении?
— Как раз сейчас одно делаю, — с ухмылкой сказала я.
На лице Трэвиса не дрогнул ни один мускул.
— Если это действительно так… если ты не вернешься ко мне, то могу ли я обнимать тебя сегодня ночью?
— Трэв, мне кажется, это плохая идея.
Он стиснул мою руку.
— Пожалуйста!.. Я не смогу спать в такой близости от тебя и знать, что второго шанса не будет.
Я посмотрела в его полные отчаяния глаза и нахмурилась.
— Но я не стану заниматься с тобой сексом.
— Я не об этом прошу. — Он покачал головой.
Думая о последствиях, я обвела взглядом тускло освещенную комнату. Смогу ли я сказать Трэвису «нет», если он передумает? Я зажмурилась, отодвинулась от края кровати и приподняла одеяло. Трэвис забрался в постель рядом со мной и сразу прижал меня к себе. Его обнаженная грудь вздымалась и опускалась от прерывистого дыхания.
Я поругала себя за то, что мне так спокойно с ним, и сказала:
— Буду скучать по этому.
Трэвис поцеловал мои волосы и прижал меня сильнее. Казалось, как бы он ни обнимал меня, ему этого недостаточно. Трэвис уткнулся лицом в мою шею, а я погладила его по спине, успокаивая, хотя мое сердце было таким же разбитым. Он сделал глубокий вдох, крепко обнял меня и опять приник лицом. Какими бы несчастными мы ни были в последнюю ночь пари, это оказалось в сто раз хуже.
— Трэвис, я… не думаю, что смогу так.
Он сильнее прижал меня к себе, и по моей щеке скатилась первая слезинка.
— Не смогу так. — Я зажмурилась.
— Тогда не надо, — проговорил он. — Дай мне еще один шанс.
Я попыталась вырваться, но объятия были слишком крепкими. Тогда я закрыла лицо ладонями и заплакала. От моих всхлипов сотрясались наши тела. Трэвис печально посмотрел на меня.
Своей большой нежной ладонью он отвел от моего лица руки и поцеловал одну. Я прерывисто вздохнула, когда парень скользнул взглядом по моим губам и остановился на глазах.
— Голубка, я никого не полюблю так, как тебя.
Я шмыгнула носом и прикоснулась к его лицу.
— Не смогу.
— Знаю, — сказал он надломленным голосом. — Я не раз убеждался, что недостаточно хорош для тебя.
— Трэв, дело не только в тебе. — Я скривилась. — Мы не подходим друг другу.
Он покачал головой, желая возразить, но передумал, тяжело вздохнул и опустился мне на грудь. Когда часы в дальнем конце комнаты показывали одиннадцать, дыхание Трэвиса замедлилось и выровнялось. Мои веки отяжелели, я несколько раз моргнула, а потом провалилась в сон.
— Ой! — Я отдернула руку от духовки и засунула обожженные пальцы в рот.
— Гулька, ты в порядке? — спросил Трэвис, шаркая ко мне через комнату и натягивая на себя футболку. — Ай! Пол замерз, черт его дери!
Я сдержала смех, наблюдая, как Трэвис прыгает на одной ноге, потом на другой, пока его ступни привыкают к остывшему кафелю.
Сквозь жалюзи проникли первые солнечные лучи. Все Мэддоксы, за исключением одного, спокойно спали в своих постелях. Я продвинула старенький противень в глубь духовки, закрыла дверцу и подставила пальцы под холодную воду.
— Можешь вернуться в кровать. Мне надо было только поставить индейку.
— Ты идешь? — спросил Трэвис, обхватывая себя руками и пытаясь согреться.
— Да.
— Тогда веди, — махнул он в сторону лестницы.
Трэвис снял футболку, мы забрались в постель и натянули одеяло до подбородка. Он обнял меня, и мы оба задрожали в ожидании тепла.
Трэвис поцеловал меня в макушку и заговорил:
— Смотри, Гулька. На улице снег.
Я повернулась к окну и увидела белые хлопья в свете уличного фонаря.
— Как на Рождество, — сказала я, начиная согреваться.
Трэвис вздохнул, я повернулась и посмотрела ему в лицо.
— Что?
— Тебя не будет здесь на Рождество.
— Я здесь сейчас.
Он приоткрыл губы и наклонился, чтобы поцеловать меня, но я отстранилась и покачала головой.
— Трэв!..
Он стиснул меня и наклонился, карие глаза наполнились решимостью.
— У меня осталось меньше суток с тобой, Гулька. Я собираюсь поцеловать тебя. Собираюсь сегодня все время это делать. Целый день. При каждом удобном случае. Если хочешь, чтобы я остановился, только скажи, но пока ты молчишь, я не потеряю ни секунды нашего последнего дня.
— Трэвис!..
Я надеялась, он не обманывает себя насчет того, что произойдет по окончании вечера. Я приехала сюда, чтобы притворяться. Но как бы тяжело ни было нам потом, мне не хотелось говорить ему «нет».
Трэвис заметил, что я смотрю на его губы, снова приоткрыл их и прижался к моему рту. Все началось с невинного поцелуя, но, как только он проник внутрь языком, я отозвалась на ласки. Тело Трэвиса тут же напряглось. Он прильнул ко мне, дыша через нос. Я перекатилась на спину, а Трэвис лег сверху, не отрываясь от моих губ ни на секунду.
В мгновение ока он раздел меня. Когда между нами не осталось ни клочка ткани, Трэвис стиснул железные прутья изголовья и быстрым движением вошел в меня. Я закусила губу, удерживая вскрик. Трэвис стонал, по-прежнему целовал меня, а я вжималась ногами в матрас, изгибая спину и приподнимая бедра навстречу.
Вцепившись одной рукой в изголовье, а другой поддерживая мою голову, Трэвис стал двигаться внутри меня твердыми решительными толчками. Его язык вновь скользнул сквозь мои губы. Я ощутила дрожь в теле Трэвиса, когда он застонал, сдерживая обещание сделать наш последний день незабываемым. Могла бы потратить тысячу лет, стараясь стереть из памяти это мгновение, но оно все равно будет прожигать мою память.