Бриони нахмурилась.
– Хорошо, я постараюсь урезонить Руперта.
Когда актер ушел, Бриони погрузилась в раздумье. Если лорд Хокли поднимет бучу, мало не покажется. Он крупный промышленник, владелец газеты, член парламента. В любом случае такого человека следует остерегаться. Если бы только Руперт понимал, с чем играет! Сексуальную ориентацию сына Хокли можно было бы скрыть, неважно какой ценой. У Хокли хватило бы и денег, и влияния, чтобы обеспечить это.
Акушерка Дениза О'Тул распахнула дверь своего дома, и на ее лице засияла улыбка.
Керри только понурила голову, не в силах произнести ни слова.
– Заходите, мои дорогие! Может быть, чаю? Нет? Что ж, тогда потрудитесь последовать за мной.
Керри безумными глазами посмотрела на Бриони. Та взяла сестру за руку.
– Пойдем, Керри, милая. Чем раньше сделаем, тем быстрее заживет.
Это была поговорка из их детства. Керри стояла в нерешительности, руки у нее были холодные как лед. Они прошли по узкому коридору и поднялись по лестнице в отдаленную комнату.
У порога Керри замялась: ярко освещенная комната с белыми стенами показалась ей отвратительной. Бриони втолкнула сестру внутрь. В комнате стояли большой стол и шкаф с инструментами, аккуратно разложенными на полках.
– Запрыгивай на стол, моя милая, и позволь мне быстренько тебя ощупать, – распорядилась Дениза.
Бриони помогла Керри снять пальто, и та неуклюже расположилась на столе. Ей казалось, будто тело ее превратилось в желе. Особенно сильно тряслись руки – Керри никак не могла с ними совладать. Она легла на спину и опустила голову на мягкую подушку.
– Расслабься, дорогая, чтобы я могла пошарить у тебя внутри!
Дениза говорила громко. Голос ее эхом разносился по комнате, своей безликостью наводившей тоску. Даже занавески на единственном окне висели однотонные, черные. Они были опущены, и предметы под светом ламп отбрасывали резкие тени. Керри закрыла глаза.
Дениза подняла ее платье и принялась ощупывать живот, проникая пальцами в мягкое лоно.
– Плод хорошо закрепился, Бриони, больше трех месяцев. Боюсь, придется действовать крючком.
Бриони облизнула пересохшие губы. Лицо Керри было белым, как стены комнаты. Когда взгляд Керри упал на инструменты, лежавшие в шкафу, она потеряла сознание.
– Сестренка, любимая, с тобой все в порядке?
Керри открыла глаза и кивнула. Затем она села, и ее вывернуло наизнанку. Бриони в ужасе смотрела, как Керри все рвет и рвет.
– Все хорошо, Керри, все хорошо. Расслабься, любимая, вдохни поглубже…
– Уведи меня отсюда, пожалуйста, Бри… Я не могу дышать, я задыхаюсь!
Дениза бросилась в свою недавно оборудованную ванную комнату и начала наполнять ванну водой.
– Приведи ее сюда, Бриони, она в шоке! – закричала акушерка.
Бриони и Дениза сняли с дрожавшей Керри одежду и помогли забраться в ванну. От горячей воды мучительная дрожь стала проходить.
– Тебе лучше, Керри? Керри медленно открыла глаза.
– Мне очень жаль, Бри, но я не могу сейчас пойти на это. Не могу.
Бриони хмыкнула:
– Н-да, понимаю. Ладно, расслабься. Скоро мы отвезем тебя домой, поговорим. Мы что-нибудь придумаем, любимая, я обещаю.
Керри схватила сестру за руку, забыв всю враждебность, которую испытывала к ней. Керри поняла: Бриони приняла решение сохранить ребенка.
– А что будет с мамашей? Она же сойдет с ума, – через минуту прошептала Керри.
Бриони тяжело вздохнула.
– Предоставь ее мне.
От ярости глаза Молли полезли из орбит.
– Ты что? Ты говоришь, что притащила ее обратно домой беременную? Ты совсем свихнулась?
Молли заметалась по комнате, изрыгая проклятия.
– Садись, мам, и хотя бы раз в жизни подумай о ком-то кроме себя.
Молли подскочила к Бриони и рявкнула ей в лицо:
– Я сейчас могу думать только о том, что моя дочь собирается родить негритенка! Как я смогу держать голову высоко, когда эта дрянь вылезет на свет божий?
– Когда ты продавала собственных детей, стыд тебя не мучил, – ядовито заметила Бриони. – Не мучит и сейчас, когда ты спишь с Абелем Джонсом. А он ведь и не думает жениться на тебе!
Молли цинично расхохоталась.
– По крайней мере, он белый. И я не расставляла ноги перед первым попавшимся черным проходимцем.
– Знаешь, порой мне смешно тебя слушать. Мы – ирландцы, мы – быдло, мы здесь низшие из низших и всегда были таковыми. Эвандер Дорси – талантливый, умный человек. В прошлом году ты возмущалась тем, что Дженни О'Лири выходила замуж за протестанта, а ведь у него светлые волосы и голубые глаза! Твои предрассудки не знают границ, милая. Будущий ребенок ни в чем не повинен. Это твой внук!
Молли вцепилась дочери в волосы, и Бриони только с большим трудом удалось вырваться.
– Ты, сука! Этот ребенок ничего для меня не значит! Он должен умереть! Надеюсь, он родится мертвым!
Бриони злобно рассмеялась.
– Если ты отречешься от Керри, тогда и я отрекусь от тебя. Я обещаю это тебе, мать. Живи с Абелем Джонсом в той среде, к которой привыкла. Пусть он оплачивает твои счета. Отрекись от нас, давай, отрекись от всех нас. Посмотришь, как далеко тебя это заведет. Мы понадобимся тебе раньше, чем ты нам, можешь мне поверить.
– Забирай свои деньги! Нам с Розали они не нужны, мы обойдемся сами, – заявила Молли, уверенная в том, что Бриони не захочет оставить сестру ни с чем. Однако Бриони разгадала ее мысли.
– Ну вот и прекрасно. Вы с Рози теперь будете на собственном обеспечении и станете делать все, что захотите. Но ребенок Керри будет жить, нравится тебе это или нет. Если ты отрекаешься от нас, делай это поскорее, чтобы я знала, как мне обращаться с тобой.
Бернадетт снова пришлось опекать Керри. Через несколько недель после скандала с матерью все успокоилось. Молли притихла, а Бриони посылала к ее дому такси, на котором Розали ездила навещать сестер. Всем своим существом Молли была против этих визитов, но смирилась, потому что Розали возвращалась домой раскрасневшаяся, возбужденная и с кучей лакомств. К Эйлин ездили по договоренности: если ехала Бриони, Молли оставалась дома, и наоборот. Бернадетт даже на пушечный выстрел не приближалась к дому матери, и это раздражало Молли, поскольку получалось так, что три ее дочери образовали альянс против нее.
Бернадетт казалось, что сестры в последнее время сблизились, стали дружнее. Бриони даже поговаривала о том, чтобы забрать Эйлин домой погостить. Для посторонних беременность Керри была пока не заметна. Правда, тайну можно было сохранять лишь несколько месяцев, но сестры предпочитали пока об этом не думать. А Керри просто сияла. Она никогда не чувствовала себя лучше и никогда так не наслаждалась музыкой. Керри словно растворялась в мелодиях песен, и это придавало ее пению дополнительное очарование.