Де л'Орме глубоко наполнил легкие вечерним воздухом; он вдыхал аромат ладана, словно кислород. Даже сейчас, зимой, слепой чувствовал запах растущего поблизости миндального дерева. А в небольшом горшке рос базилик. И витал здесь еще один запах, слабый, но ощутимо сладковатый: запах почивших святых.
У антропологов это называется повторное захоронение — обычай откапывать мертвых через несколько лет и добавлять останки монахов к собранию мощей. Склеп в шутку прозвали университетом. Мертвые продолжают учить — учить через память. Такова традиция. «А чему научишь их ты, Томас? — думал де л'Орме. — Благодати? Всепрощению? Или предостережешь их против тьмы?»
Начиналась вечерняя служба. Во двор вынесли клетку с длиннохвостым попугаем. И он, словно маленький ангел, подпевал монахам: «Кирие элейсон — Господи, помилуй…»
В такие моменты де л'Орме хотелось вернуться к Церкви или хотя бы в келью отшельника. Если оставить все как есть, то мир — избыток сокровищ. А если замереть, то вся вселенная — твой возлюбленный. Однако теперь уже поздно.
Сантос приехал в джипе, который дребезжал по кочкам высохшей грязи. Машина распугала стадо коз: послышался звон колокольчиков и стремительный топот. Де л'Орме слушал. Сантос приехал один. Он шагал широко и уверенно.
Попугай умолк. А пение монахов продолжалось. Де л'Орме не стал окликать Сантоса.
Через несколько минут Сантос сунул голову в келью:
— Вот ты где.
— Входи, — пригласил де л'Орме. — Я не знал, успеешь ли ты до заката.
— Успел, — сказал Сантос. — О, ужин! А я ничего не привез.
— Садись. Ты устал, наверное.
— Долго пришлось ехать, — признал Сантос.
— Ты был сильно занят.
— Приехал сразу, как только смог. Его уже похоронили?
— Сегодня. На кладбище.
— Все прошло нормально?
— Да, монахи похоронили его как своего. Томас бы одобрил.
— Мне он не особенно нравится. Но ты его любил, я знаю. Как ты тут?
— Отлично, — ответил де л'Орме.
Он заставил себя встать и обнять Сантоса. Запах молодого пота и Моисеевой пустыни был хорош. Сантос, казалось, всеми порами впитал солнце.
— Томас жил полной жизнью, — сказал Сантос.
— Кто знает, что еще он мог открыть, — заметил де л'Орме.
Он похлопал Сантоса по спине и разомкнул объятия. Осторожно опустился на трехногий деревянный табурет. Сантос положил сумку на пол и сел на табурет, который де л'Орме поставил с другого конца стола.
— А теперь? Что будем делать? Чем нам заняться?
— Давай есть, — предложил де л'Орме. — Обсудим планы за ужином.
— Оливки, брынза, апельсин, хлеб. Сосуд с вином. Приготовления к Тайной вечере.
— Хочешь смеяться над Господом — твое дело. Но над едой не смейся. Если не голоден, можешь не есть.
— Я просто пошутил, умираю с голоду.
— Там где-то и подсвечник есть, — вспомнил де л'Орме. — Наверное, уже темно. А вот спичек у меня нет.
— Еще только темнеет, — сказал Сантос. — Достаточно светло. Мне так больше нравится.
— Тогда наливай вино.
— Интересно, — размышлял Сантос, — что его могло сюда привести? Ты говорил — Томас закончил поиски?
— Теперь ясно, что он никогда бы не смог их закончить.
— И он что-то искал именно здесь?
Сантос явно был озадачен. Он и вправду не понимал, почему де л'Орме заставил его проделать этот путь.
— Думаю, он приехал ради Синайского кодекса, — ответил де л'Орме. Сантосу, конечно, известно про Синайский кодекс — один из древнейших списков Нового Завета. Он включает три тысячи свитков, но только некоторые из них хранятся в библиотеке этого монастыря. — Однако теперь я полагаю, что причина в другом.
— Да?
— Думаю, сюда его заманил Сатана.
— Сатана? Каким образом?
— Своим присутствием. Или посланием. Не знаю.
— Тогда у Сатаны артистичная натура, — заметил Сантос, прожевав кусок. — На гору Господа.
— Да, видимо.
— А ты не проголодался?
— У меня сегодня нет аппетита.
Монахи в церкви тем временем усердствовали. Их низкие голоса отражались от каменных стен. «Господи, помилуй. Господи, помилуй».
— Ты оплакиваешь Томаса? — спросил вдруг Сантос.
Де л'Орме не пытался вытереть катившиеся по щекам слезы.
— Нет, — ответил он. — Тебя.
— Меня? Почему? Я же здесь, с тобой.
— Да.
Сантос заговорил тише:
— Тебе со мной плохо?
— Дело не в этом.
— А в чем? Скажи.
— Ты умираешь, — ответил де л Орме.
— Ты ошибаешься, — с облегчением рассмеялся Сантос. — Я совершенно здоров.
— Нет, — сказал де л'Орме. — Я отравил твое вино.
— Что за шутка!
— Не шутка.
Сантос схватился за живот. Он поднялся, и ножки табурета со скрипом скользнули по плитам.
— Что ты сделал? — задыхаясь, спросил он.
Никакой трагедии. Сантос не упал на пол. Тихонько опустился на колени и улегся.
— Это правда?
— Да. Я подозреваю тебя в двойной игре еще с самого Боробудура.
— Что?!
— Это ты уничтожил изваяние. И убил беднягу охранника.
— Нет!
Протест Сантоса был всего лишь легким выдохом.
— Нет? Тогда кто же? Я — или Томас? А больше там никого не было. Кроме тебя.
Сантос застонал. Испачкает на полу свою любимую белую рубашку, подумал де л'Орме.
— Это ты стал уничтожать повсюду свое изображение, — продолжил он.
В ответ только затрудненное дыхание.
— Не могу объяснить, почему ты выбрал именно меня. Наверное, потому, что я мог свести тебя с Томасом. И я свел.
Сантос собрал последние силы, чтобы сделать вдох.
— … неправда все… — прошептал он.
— Как твое имя?
Но было уже поздно. Сантоса, или Сатаны, не стало.
* * *
Де л'Орме собирался бодрствовать рядом с телом всю ночь. Сантос был слишком тяжел, и старик не смог бы поднять его на скамью. Воздух совсем остыл; де л'Орме чувствовал, что засыпает. Он укутался одеялом и лег на пол рядом с трупом. Утром он все объяснит монахам. Все остальное уже не важно. И де л'Орме уснул рядом со своей жертвой.