— Он?
— Кто, как ты думаешь?
— Если ты и прав, что ему это дает? Он удаляет информацию, но не наши выводы.
— Стирает свое изображение.
— Тогда он уничтожает свой же образ. Чего он этим добьется?
Однако, возражая Персивелу, де л'Орме чувствовал себя не в своей тарелке. Неужели далекие звуки тревожной сирены звучат и в его мозгу?
— Он уничтожает нашу память, — продолжал Персивел. — Стирает следы своего пребывания.
— Но мы теперь его знаем. По крайней мере, знаем все существующие факты. Наши знания записаны.
— Мы — последние свидетели, — сказал Персивел. — Нас не станет — и все, вот вам и чистая доска.
Де л'Орме никак не удавалось сложить все фрагменты головоломки. Он всего неделю провел взаперти, а мир словно сошел с ума. Или Персивел?
Археолог пытался разобраться в услышанном.
— Ты думаешь, мы вели нашего врага туда, куда он сам хотел? Тогда нужно искать среди своих. Сатана — один из нас. И теперь он — или она? — повторяет наш путь и уничтожает наши сведения. Опять же — зачем? Чего он добьется, стерев свидетельства о своей личности? Если верна наша теория о реинкарнации царя хейдлов, значит, в следующий раз он появится в другом обличье.
— Но сознание его будет все то же, — сказал Персивел, — или ты забыл? Мы же об этом говорили. Собственную натуру не переделаешь, как не изменишь отпечатки пальцев. Он может и вести себя по-другому, но опознать его можно — благодаря пятитысячелетнему опыту человечества. Не мы опознаем — так следующее общество «Беовульф». Или следующее за ним. А так — никаких фактов, никаких открытий. Он станет невидимкой. Кем бы он ни был.
— Пусть себе мечется, — сказал де л'Орме. Говоря, археолог имел в виду скорее самого Персивела, чем того, кого они искали. — Когда закончит все громить, мы будем знать о нем больше, чем он сам. Мы почти у цели.
На другом конце провода Персивел тяжело дышал в трубку. Бормотал что-то невнятное. Де л'Орме слышал даже шорох ветра по крыше телефонной будки. Потом протащился с горки на пониженной передаче грузовик. Де л'Орме представил себе Персивела — на какой-нибудь пустой автостоянке заброшенной магистрали.
— Езжай-ка лучше домой, — посоветовал он.
— Ты на чьей стороне? Я ведь затем и звоню — узнать, на чьей ты стороне.
— На чьей я стороне?
— Тут и есть зацепка, так ведь?
Голос Персивела пропадал. Шумел ветер. Он говорил как человек, которого буря лишила и души и тела.
— Твоя жена, наверное, волнуется.
— Ага, пусть она кончит, как Мустафа? Мы с ней распрощались и больше не увидимся. Это ради ее же блага.
В окно гостиничного номера что-то шлепнулось и заскреблось. Де л'Орме спрятался обратно в свою спасительную тьму, откинулся на вельветовую спинку дивана. Прислушался. По стеклу кто-то царапал. И еще хлопал крыльями. Птица. Или ангел — заблудился среди небоскребов.
— А что случилось с Мустафой?
— Ты должен знать.
— Не знаю.
— Его нашли в Стамбуле, в пятницу. То, что от него осталось, плавало в Йеребатане. [26] А ты правда не знал? Его убили в тот день, когда в мечети Айя-София нашли бомбу. Мы — свидетели, понимаешь?
Очень тщательно и аккуратно де л'Орме положил очки на стол.
У него закружилась голова. Ему хотелось спорить, хотелось возразить Персивелу, чтобы тот взял назад ужасные слова.
— Это все мог сделать только один человек, — продолжил Персивел. — Ты и сам знаешь не хуже меня.
Затем была минута относительной тишины. Оба молчали. В трубке слышались порывы ветра, гудки снегоочистителей, штурмующих занесенные магистрали. Персивел заговорил опять:
— Я знаю, что вы очень близки.
Его сочувственный тон подтвердил догадку де л'Орме.
— Да, — сказал археолог.
Такое ужасное вероломство трудно даже представить. Их всех вела его одержимость. И теперь он как будто лишил их наследства — лишил и духа и тела. Нет, неверно, он никогда и не считал их своими наследниками. С самого начала он их только использовал. Они для него были как рабочий скот, который не жалко загнать до смерти.
— Тебе нужно убираться от него подальше.
Но де л'Орме все думал о предателе. О тысячах совершенных им обманов. Поистине королевская дерзость! И почти с восхищением он произнес имя.
— Громче говори, — попросил Персивел. — Я тебя не слышу, тут ветер!
— Томас, — повторил де л'Орме.
Какая невероятная смелость! И какой беспощадный обман. Головокружительная глубина интриги. И кто он после этого? И кто он вообще? Зачем собрал общество для охоты на самого себя?
— А, ты уже знаешь! — кричал Персивел.
Буря шумела все сильнее.
— Его нашли?
— Да.
Де л'Орме обомлел:
— Но ведь мы, значит, победили.
— Ты рассудка лишился?
— Может, ты лишился? Зачем ты прячешься? Его же поймали. Теперь мы с ним поговорим. Нужно немедленно отправляться. Давай говори подробности.
— Кого поймали — Томаса, что ли?
Персивел явно растерялся, и де л'Орме словно оглушили. Столько месяцев он смотрел на хейдла как на обычного человека и теперь не мог поверить, что Сатана смертен. Разве можно поймать Сатану? И вот — поймали. Совершили невозможное. Развенчали миф.
— Где он? Что с ним сделали?
— Ты про Томаса?
— Да, про Томаса!
— Но он же погиб!
— Томас?!
— Мне показалось, ты сказал, что уже знаешь.
— Нет! — простонал де л'Орме.
— Прости. Он всем нам был другом.
Де л'Орме наконец понял, о чем говорит Персивел, и все же не понял ничего.
— Они его убили?
— «Они»? — прокричал астронавт.
То ли он не слышит де л'Орме, то ли никак не поймет.
— Сатана! — произнес наконец де л'Орме.
Мысли его путались. Царя хейдлов — убили? Да понимают ли эти идиоты, что Сатана — бесценен? Перед мысленным взором де л'Орме предстали молодые перепуганные солдаты — малообразованные парни, разряжающие винтовки в неясную тень. И Томас, падающий из темноты на свет, мертвый.
И все же де л'Орме ошибался.
— Да, Сатана, — подтвердил Персивел. Голос его стал почти неразличим из-за урагана. — Ты верно понял. В точности, как я думаю. Сначала Мустафу, потом Томаса. Их убил Сатана.