Экспедиция жила по двадцатичетырехчасовому суточному циклу. Шли, потом отдыхали, снова шли. Мужчины отращивали бороды, женщины себя запустили, тушь и помада вышли из употребления. Настоящей валютой стал пластырь для мозолей — вещь даже более нужная, чем шоколад «M&M's».
Али, которая никогда раньше не участвовала в экспедициях, полностью втянулась в ритм такой жизни. Это могла быть китобойная экспедиция или путешествие в фургонах на Дикий Запад. Ей казалось, она успела полностью узнать такую жизнь.
Первые десять дней суставы и мышцы болели ужасно. По ночам даже хорошие спортсмены стонали во сне от судорог. Образовался настоящий культ ибупрофена — противовоспалительных и обезболивающих таблеток. Но каждый день груз становился легче — люди поедали продукты и бросали книги, которые уже не казались такими нужными. Однажды утром Али проснулась, лежа головой на камне, и притом чувствовала себя отдохнувшей.
Остатки загара быстро пропали. Подошвы огрубели. Зрение у людей привыкало, хотя освещение было в четыре раза меньше нормы. Али даже нравилось, как она пахнет — честный, трудовой пот.
Химики «Гелиоса» добавили в протеиновые брикеты витамин D, чтобы компенсировать недостаток солнечного света. Там много было и другого — добавок, о которых Али никогда не слышала. Помимо всего прочего, она стала лучше видеть в темноте. И чувствовала себя сильнее. Кто-то поинтересовался, не могут ли брикеты содержать стероиды, что вызвало среди ученых веселье — эти книжные черви начали демонстрировать друг другу воображаемые чемпионские мускулы.
Али они нравились. Она видела в них то, что Шоут и Уокер никогда не увидят. Эти люди пришли сюда по зову сердца. Пришли не ради себя — их вела жажда знаний, наивность, в каком-то смысле — Бог.
Разумеется, кто-то придумал для экспедиции название. Как выяснилось, всем наиболее близок Жюль Верн, и они стали называться Обществом Жюля Верна, или сокращенно ЖВ. Имя прижилось. Этому способствовало, что для своего «Путешествия к центру Земли» писатель выбрал в качестве героев двух ученых, а не воинов или поэтов. А больше всего обществу ЖВ нравилось, что участники описанной в романе экспедиции чудом вернулись целые и невредимые.
Коридоры были просторные. Дорога даже казалась ухоженной. Кто-то — явно очень давно — собрал камни, обтесал углы и выложил ими стены и скамьи. Предполагали, что это сделали сотни лет назад южноамериканские рабы, поскольку кладка из огромных камней напоминала некоторые постройки в Мачу-Пикчу и Куско. Так или иначе, носильщики явно не сомневались в назначении скамей — судя по тому, как ловко они сгружали на них со спины свои баулы.
Али не переставала удивляться. Много миль дорога шла ровная, как тротуар, плавные повороты вправо и влево — просто мечта пешехода. Больше всех поражались геологи. На такой глубине полагается быть твердому базальту. Должно быть невыносимо жарко. Мертвая зона. А тут как в обычном туннеле подземки. Хоть билеты продавай, заметил кто-то. «Не сомневайся, — сказал его приятель, — «Гелиос» скоро этим займется».
Однажды ночью они разбили лагерь вблизи прозрачных зарослей кварца. Али слышала, как шуршат местные мелкие обитатели и капает вода, просачиваясь по трещинам. Это была первая встреча со здешними животными. Обычно фонари их отпугивали. Один из биологов установил на ночь записывающее устройство, а утром дал всем прослушать ритмы биения двухкамерных и трехкамерных сердец, принадлежащих подземным рыбам, амфибиям и рептилиям.
Некоторых ночные звуки пугали. Теперь к хейдлам прибавились неведомые хищники, насекомые, ядовитые змеи. Для Али наличие тут жизни было, как бальзам на душу. Ведь она пришла сюда в поисках жизни, жизни хейдлов. Лежа в темноте на спине, она никак не могла дождаться, когда увидит живых существ.
Специалисты в экспедиции почти все работали в разных областях, потому профессиональной конкуренции возникнуть не могло. У них было больше согласия, чем споров. Каждый выслушивал гипотезы другого со святым терпением. По ночам они собирались кучками. Слушали песни Джона Мэйолла — кто-то исполнял их на губной гармошке. Трое геологов организовали музыкальный ансамбль и назвали его «Тектоника». Ходить по преисподней оказалось весело.
Али подсчитала, что за день экспедиция проходит семь и две десятых мили. После пятидесятой мили устроили праздник. Пили порошковые соки, танцевали. Али отплясывала твист и тустеп. Палеобиолог исполнил с ней на пару какое-то сложное танго — ощущение было, словно все напились и резвятся под луной.
Али оставалась для всех загадкой. Она занималась наукой и в то же время была монахиней. Несмотря на то что она танцевала вместе со всеми, кое-кто из женщин говорил ей, что она, наверное, чувствует себя чего-то лишенной.
Али никогда не сплетничала, не отводила с ними душу, когда приходилось туго. О ее бывших любовниках никто ничего не знал, но думали, что у нее их было несколько. Ей прямо заявили, что намерены все выяснить. «Вы меня воспринимаете как социальную болезнь», — смеялась Али. «Ничего, — отвечали женщины, — тебя еще можно вылечить».
Постепенно комплексы отступали. Одежда стала более откровенной. Обручальных колец поубавилось.
Все происходило у всех на виду, и секс иногда тоже. Кто-то пытался уединиться. Взрослые мужчины и женщины передавали взад-вперед и прятали записки, делали вид, что обсуждают какие-то рабочие вопросы. Ночью Али слышала, как среди груд камней и ящиков постанывают люди, покряхтывают, словно бегемоты.
* * *
На второй неделе они наткнулись на изображения, напоминающие палеолитические наскальные рисунки пещеры Альтамира. Стены пестрели раскрашенными животными и еще какими-то каракулями: геометрическими фигурами, линиями — некоторые не больше почтовой марки. Они переливались живыми красками. Краски здесь, в царстве тьмы!
— Посмотрите на детали, — выдохнула Али.
Тут были сверчки, орхидеи и рептилии, какие-то химеры, которые мог бы изобразить Птолемей на картах или Босх на своих картинах. Звери — наполовину рыбы или саламандры, наполовину птицы или люди, наполовину козлы. Неведомый художник использовал естественные выступы на скале — для стебельков глаз, половых желез, стрел; минеральные прожилки изображали щупальца или рога.
— Выключите фонари, — попросила Али спутников. — Вот так это должно выглядеть при свете факела. — Она поводила рукой перед налобным фонарем, и животные, казалось, задвигались.
— Некоторые из этих животных десять тысяч лет как вымерли, — заметил палеобиолог, — а некоторых я вообще не знаю.
— А кто, по-вашему, рисовал? — спросил чей-то голос.
— Только не хейдлы, — ответил Гитнер — специалист по петрологии, науке о камнях. Несколько лет назад он потерял брата, который служил в национальной гвардии, и хейдлов ненавидел. — Не эти черви, обитающие под землей. Они как змеи или насекомые.
Тут вмешалась Молли — вулканолог. Длинноногая, с бритой головой, она вызывала у носильщиков и солдат настоящий трепет.
— Посмотрите, — позвала она. — Вот здесь, возможно, и объяснение.