Натан Ли оставил горошины в покое.
— Началось в Канзасе. Я еще подумал: с чего бы это?
— В Канзасе? — Она задумалась. — Малярия? А вы не помните, какая посадка была у москитов в состоянии покоя — вертикальная? Классический анофелес [53] .
— Да я просто хлопал гадов, и все.
— Вообще-то речь идет о женских особях, — поправила она. — Барьеры заболеваний рушатся.
Она отвела взгляд.
На стене за ее спиной он заметил большое, обработанное на компьютере изображение планеты. Красным были обозначены охваченные чумой зоны, а синим — нетронутые регионы. Большие дыры, как раны с неровными краями, темнели на юге и северо-западе. Штаты тихоокеанского побережья вытянулись в единую ярко-красную дугу. Вашингтон, округ Колумбия, больше не существовал. Выходит, чума буквально наступала ему на пятки?
— Я велела повесить здесь карту, чтобы люди были в курсе, — сказала Миранда. — Но это лишь испортило им аппетит.
— Да уж.
Где-то в этой расползающейся цветовой массе была его дочь.
— Минут на десять. А потом народ привык. На карту больше никто и не смотрит, разве только заключают пари: где в следующий раз будет пик заболевания. Это моя вина. Я измучила их.
— Сколько осталось времени? — спросил он.
— Вопрос на сто долларов. Появляются новые штаммы. Трудно.
— Трудно? — Натан Ли оторвал взгляд от карты.
Лоб был в бисеринках пота. Он вытер его салфеткой. Им дали все. И единственный их ответ — «трудно»? Но Натана Ли волновало совсем другое. У него были свои интересы: Окс прежде всего… и острый столовый нож. Он сейчас у него с собой, в рукаве. И это лишь начало.
— А вы вообще в курсе, кто мы? — спросила она.
Каверзный вопрос.
— Положительные герои, — ответил он.
— Небывалая в истории концентрация гениев, — провозгласила она. — Забудьте «Манхэттенский проект», исследования Луны и войну с раком. Никогда в одном месте не было собрано столько интеллекта и сфокусировано на одной цели, как здесь и сейчас.
После нищеты и заброшенных магистралей здесь в самом деле все выглядело нереальным. Люди ухожены и беспечны. Смех звенит в затопленной солнцем столовой. Впервые за долгое время Натан Ли оказался в таком месте, где не пахло потом или страхом. И кажется, никто не имел при себе оружия. Они не склонялись низко над тарелками, чтобы защитить еду. На нее никто не набрасывался с жадностью… кроме этого живого воплощения урагана напротив. До Натана Ли дошло наконец: перед ним — боги и богини в шортах «Патагония», солнечных очках «Болле» и неизменных носках с разноцветными ромбиками. Вернейшее доказательство — их глаза, рассеянный взор. Натан Ли не заметил опасливых взглядов украдкой через плечо, прощупывания почвы, оценки соседей.
— Я теряю их, — пожаловалась Миранда. — Эксперименты начались, а конца им не видно. Лаборатории завязли, как в трясине. Мораль стремительно падает. Заявки на исследования становятся с каждым днем все более эксцентричными. Мы больше не ученые, а какие-то алхимики. Никто не проводит экспертных оценок, нет времени для поэтапных испытаний, отсутствуют публикации. Я уже не представляю, чем занято большинство этих людей. Погоней за Белым кроликом.
Озабоченность отразилась на лице Миранды, морщинки пересекли ее лоб, и она вдруг сделалась очень старой. Но лишь на минуту. Внезапно Натан Ли по кругам под глазами и ссутулившимся плечам понял: эта женщина, выступая в роли матери для многих людей, сама чуть старше подростка. Это ошеломило его.
— Мы отстаем, — сказала она. — Сдаем позиции. Я попробовала все, что знаю. Даже привезла сюда шаманов индейских племен навахо и зуни, чтобы они очистили нас. Ничего не помогает.
Миранда стукнула костяшками пальцев по столу.
— Люди молятся за вас, — сказал он.
— Что? — Она словно проснулась.
— На всем пути через Америку я слышал, как люди — перед обедом и когда укладывают спать детей — в своих молитвах просят о благословении Лос-Аламосу.
Она нахмурилась:
— А вот этого не стоит делать.
— Звучит так, будто вы рассчитываете на какую-то иную помощь.
— А вы? Молитесь за нас?
— Нет.
— Вот и я тоже, — сказала она. — У нас и без того здесь хватает вуду.
— Я лишь хотел сказать, что они с вами.
Он взглянул на карту Страшного суда. Усики чумы тянулись из Чикаго, словно щупальца кроваво-красного португальского кораблика.
— Налегайте-ка. — Она показала пальцем на его гамбургер. — У меня деловая встреча. Попрошу кого-нибудь в офисе устроить вас. Вторую половину дня можете отдыхать.
— Я хотел бы поблагодарить… — начал он.
— Знаю, — сказала она. — Премного благодарны и обязаны мне жизнью. Не волнуйтесь, вам придется отрабатывать.
— У вас есть для меня дело?
— Хочу как-то оправдать ваше пребывание здесь, — сказала она. — Вы действительно были антропологом?
— По легенде.
— Вы грабили раскопки Голгофы?
Окс, подумал он. Нет смысла скрывать.
— Кости. Частицы дерева. Металлические обломки.
— И вы сидели в тюрьме? — Он был в ее власти.
— Да.
— То, что надо, — сказала она и ушла.
Ему выделили крохотную квартирку в городе и дали именной жетон — пропуск в «Альфу». Все остальное было в свободном доступе для любого жителя: еда, одежда, велосипед. В первый вечер он несколько часов простоял у окна, оробевший и очарованный городом света.
Это была страна Джорджии О’Киф [54] . Закат пылал огнем. На крышах соседних домов семьи и друзья собрались на барбекю, немного выпить и полюбоваться закатом. Далеко-далеко горы Сангре-де-Кристо [55] , оправдывая свое название, окрасились в багрянец заходящего солнца.
Здесь никогда не становилось по-настоящему темно. Лос-Аламос в свое время устроил себе собственную атомную электростанцию с запасом плутония. Город сиял ярче парка развлечений. Улицы сверкали и искрились. Звучала музыка. Натан Ли оставил окно открытым. В комнате было прохладно от горного воздуха. На той стороне в окне танцевала молодая пара. Так мило. Наконец он задернул шторы и лег спать.