Впереди, в двух шагах от Джейка, на углу Пятидесятой и Сорок третьей, негр в панаме пристраивал тележку с содовой и претцелями (хрустящее соленое печенье).
"Это он закричит: "Ах ты, Господи, насмерть!", – подумал Джейк.
Со стороны Сорок четвертой улицы к ним приближалась дебелая дама с блумингдэйловским пакетом в руке.
"Она выронит пакет. Выронит пакет, зажмет рот руками и завизжит. Пакет разорвется. В пакете кукла. Она завернута в красное полотенце. Я увижу это с мостовой. С проезжей части. Я буду лежать посреди улицы в намокающих от крови штанах, в растекающейся кровавой луже".
За толстухой шел высокий мужчина в сером шерстяном костюме с тусклым серебристым отливом. Он нес дипломат.
"А вот дядька, которого стошнит прямо на ботинки. Он уронит дипломат, и его вывернет прямо на ботинки… Да что это со мной?"
Тем не менее ноги сами несли Джейка вперед, к перекрестку, туда, где через улицу двигался оживленный, неиссякающий людской поток. Где-то позади был священник-убийца, он приближался. Джейк это знал;он знал,что в следующий миг руки священника будут простерты вперед для толчка… знал, но оглянуться не мог. Словно пребывал в плену кошмара, где просто не дано влиять на ход событий.
Пятьдесят три секунды. Впереди лоточник отодвигал заслонку в боку тележки.
"Сейчас он достанет бутылку "Ю-Ху", – подумал Джейк. – Именно бутылку, а не банку. Встряхнет ее и залпом выпьет".
Лоточник вынул бутылку "Ю-Ху", энергично встряхнул и отвинтил крышечку.
Сорок секунд.
"Сейчас сменится свет".
Белое "ИДИТЕ" погасло. Быстро замигало красное "СТОЙТЕ", и где-то, меньше чем за полквартала от перекрестка, к пересечению Пятидесятой с Сорок третьей уже катил большой синий кадиллак. Джейк зналэто, знал,что за рулем "Кадиллака" – толстяк в синей шляпе почти того же оттенка, что и машина.
"Сейчас я умру!"
Он хотел громко крикнуть это беззаботным прохожим, равнодушно обтекающей его толпе, но челюсти не разжимались, их словно свело. Ноги безмятежно несли Джейка к перекрестку. Веское предостережение "СТОЙТЕ" перестало мигать и засветилось ровно. Лоточник кинул пустую бутылку от "Ю-Ху" в белую урну на углу. На другом углу, через улицу от Джейка, стояла толстуха с хозяйственной сумкой, прямо за ней – мужчина в серебристо-сером костюме.
Восемнадцать секунд.
"Пора проехать фургону с игрушками", – подумал Джейк.
Перед самым его носом, подпрыгивая на выбоинах, через перекресток пронесся грузовичок с радостным паяцем и надписью "ОПТОВАЯ ТОРГОВЛЯ ИГРУШКАМИ ТУКЕРА" на боку. Где-то позади (знал Джейк) человек в черном прибавил шагу, сокращая разрыв, и уже тянул длинные руки. Но оглянуться было невозможно, как невозможно оглянуться во сне, когда тебя догоняет что-то невыносимо ужасное.
"Беги! А не можешь бежать, так сядь на землю и вцепись в знак "стоянка запрещена"! Сделай что-нибудь, не стой сложа руки!"
Однако Джейк был не властен остановить развитие событий. Впереди, у самой бровки тротуара, стояла молодая женщина в белом свитере и черной юбке. Слева от нее ждал зеленого света парнишка-чикано со стереомагнитофоном. Из динамика неслись последние такты песни Донны Саммер. За ней (знал Джейк) должна была зазвучать "Dr. Love" в исполнении группы "Кисс".
"Сейчас они отойдут подальше друг от друга…"
Едва эта мысль пришла Джейку в голову, как женщина сделала шаг вправо, парнишка-чикано – влево, и между ними образовалась брешь. Ноги-предатели понесли Джейка прямо к ней.
Девять секунд.
В конце улицы под ярким майским солнцем засверкала отделка капота кадиллака. Джейк знал, что это "седан-де-вилль" семьдесят шестого года выпуска.
Шесть секунд.
Кадиллак набирал скорость. Вот-вот должен был смениться свет; человек за рулем "де-вилля", толстяк в синей шляпе с залихватским пером на тулье, собирался успеть проскочить перекресток.
Три секунды.
Человек в черном бросился вперед, к Джейку. Магнитофон паренька-чикано доиграл "Love To Love You, Baby", зазвучали первые аккорды "Dr. Love".
Две секунды.
Кадиллак-убийца (решетка его рычащего радиатора походила на оскал хищного зверя) перестроился на полосу, ближнюю к тротуару, где стоял Джейк, и ринулся к перекрестку.
Одна.
У Джейка занялось дыхание.
Ноль.
Пуск.
– А! – вскрикнул Джейк, когда жесткие ладони с силой ударили его в спину, выпихивая с тротуара на мостовую, выталкивая на проезжую часть, выталкивая из жизни…
Но только у него в воображении.
Тем не менее Джейк накренился вперед, отчаянно размахивая руками, испуганно округлив разинутый рот. Паренек со стереомагнитофоном крепко схватил Джейка повыше локтя и оттащил назад.
– Ты, орелик, давай не зевай, – сказал он. – Тут такое движение, что ахнуть не успеешь – расшибет в котлету.
"Кадиллак" проплыл мимо. Джейк мельком увидел за ветровым стеклом толстяка в синей шляпе, и машина исчезла.
Вот тогда это и произошло; именно тогда Джейк словно бы раскололся посередке и стал двумямальчиками. Один умирал на мостовой. Другой стоял на углу, потрясенный, в немом изумлении глядя, как "СТОЙТЕ" снова меняется на "ИДИТЕ" и толпа устремляется через дорогу как ни в чем не бывало… впрочем, и в самом деле не бывало.
"Живой!" – возрадовалась половина Джейка, повизгивая от облегчения.
"Мертвый! – завопила в ответ другая половина. – Я мертвый лежу на мостовой! Все столпились вокруг, а человек в черном, который меня толкнул, говорит: "Я священник. Позвольте пройти…"
На Джейка, превращая мысли в парусящий парашютный шелк, волнами накатывала дурнота. Мальчик заметил приближающуюся толстуху; когда она поравнялась с ним, он заглянул к ней в сумку. Оттуда, как он и ожидал, поверх края красного полотенца на него взглянули ярко-синие кукольные глаза. В следующую секунду перед Джейком уже никого не было. Женщина ушла. Лоточник, вместо того чтобы голосить "Ах ты, Господи, насмерть!", продолжал готовиться к рабочему дню, насвистывая песню Донны Саммер, которую только что играл магнитофон паренька-чикано.
Джейк обернулся, лихорадочно отыскивая мнимого священника. Того нигде не было.