— Опасность висела страшная. Слава богу, что этот хвастливый план окружения и взятия Москвы с треском провалился.
Юлия подняла на него глаза:
— Но помнится немцы жаловались на зиму и утверждали, что зима помешала им осуществить план занятия Москвы.
— Чушь. Во-первых, настоящей зимы ещё не было у нас морозы более 3–5 градусов не поднимались. Во-вторых, жалобы на зиму означают, что немцы не позаботились снабдить свою армию тёплым обмундированием, хотя они на весь мир прокричали, что они уже давно готовы к зимней компании. А не снабдили они свою армию зимним обмундированием потому, что надеялись кончить войну до наступления зимы.
Юлия талантливая слушательница. Вернее она умненько делала вид, что внимательно слушает его… Точнее что слушала, что нет, но она с нежностью наблюдала за ним. Ей доставляло это огромное удовольствия. Слышать его голос, просто смотреть… Во-первых, он рядом с ней. Ему нужно выговориться и Юлия рада ему помочь. И поэтому она делает вид, что страшно заинтересована откуда стреляла пушка и как вовремя подоспели танки Катукова и даже переспрашивала и уточняла. Во-вторых, он делится с ней своей жизнью. Значит, Юлия смогла стать для него не только любимой женщиной, но и другом.
— Представляешь, родная, этот немецкий десант имел задачу занять Каширу, Рязань и Клин и потом ударить по Москве.
— Костя, ты молодец. Мы так и думали с Адусей, что это всё ты.
Он вёз её на Истринское направление. И водил её уже там делясь воспоминаниями. Юлия отметила про себя: "Даже помолодел".
Проезжая мимо мирно дремлющей по-стариковски деревни, засмеялся и взяв её за руку рассказал:
— Здесь трёх солдат наших поймал. Возвращался, сумерки уже спускались. Смотрю трое крадутся и чего-то тащат. Велел остановить вон за тем поворотом. — Указал он на лесной выступ. — И наперерез. Встречаем. Проверяем пусто. Объясняют, что хлебом разжиться ходили, но неудачно. Документы проверили, отпустили. Потом думаю: дайка путь их проверю. Оказалось так и есть не показалось мне. Бутыль браги за пеньком нашли. Велел забрать и в госпиталь отдать, там обезболивающих не хватало самогон давали. Вояк этих под суд отдавать не стал, отправил в свою часть.
Юлия обоими ручками сжала его кулак. А машина катилась уже дальше и новые картины той кровавой войны вырисовывали его воспоминания.
— Вот здесь 6 декабря наши войска вели ожесточённые оборонительные бои, сдерживая наступление ударных фланговых группировок противника…
Юлия удивлялась его памяти, как можно держать в голове столько дат, мест, номера высот, частей, фамилии людей, звания…
— А тут, моя дорогая, войска генерала Рутковского, твоего покорного слуги, преследуя 5-ю, 10-ю, 11-ю танковые дивизии "СС", 35-ю пехотную заняли город Истра. Город горел. Сердце разрывалось, огонь уничтожал неповторимую красоту. Я вспоминал тебя. Жалел что тебе не довелось посмотреть его до войны.
— Мы сейчас пройдём по его улицам и ты мне всё расскажешь.
— Улицы, по которым удирали гитлеровцы была усеяна трупами солдат и офицеров. Внезапность и решительность сделали своё дело. Немцы оставили заведённые машины и заряженную пушки и бросились наутёк. По пятам отступающих мчались наши танки…
Они гуляли по берёзовой роще и он рассказывал ей как думал здесь поглаживая белые стволы красавиц о ней. Голос его прервался, в горле захлюпало. Юлия поднялась на цыпочки, заглянула в глаза и обняв за шею прикоснулась к губам. Его огромные руки скользнули по её спине вдавливая в свою грудь. В этих руках всё: и страсть, и надёжность, в общем-то всё то, что ей в жизни было нужно. "Крепко, крепко обнимаю", — писал он ей в письмах. Вот именно так крепко, как сейчас означали те его обещания. Крепко, что не дыхнуть, не выдохнуть, не вырваться, не упасть. Если б можно было, она вечно так стояла с ним… Растворилась бы в нём и не пожалела об этом.
А он прерывая её мысли спросил неожиданно:
— Люлю, скажи, почему ты выбрала меня?
— Дорогой, с моим сердцем и душой выбор делала голова. Втроём они рассмотрели в тебе Рыцаря. Мужчину способного удивлять, дарить мечту, предвосхищать желания, любить как никто другой, быть нежным и надёжным.
Теперь она точно знает, что он всегда думал о ней и их любовь выдержала испытание временем. Каждые отношения имеют свои пределы. Его отношения с "воробушком" ограничивались необходимостью военного времени. Отношениям с Юлией мало жизни. Жаль, что жизнь с каждым днём всё больше и больше становится прошлым.
Она разложила плед и уселась первой предлагая ему последовать примеру. Его не нужно было упрашивать. Сидя на солнечной поляночке, в окружении высоких ещё не кошенных трав, в тени раскидистых берёз они подставив лица нежным солнечным лучикам наслаждались пением птиц, полётом шмеля, шорохом листьев смеющихся под рукой шалунишки ветерка. Он взял её ладонь и поднёс к губам. Она нарушая трепетное молчание и продолжая разговор, спросила:
— Костик, откровенность за откровенность… Почему я?
— Ты тоже выбор сердца, души и головы. Я увидел женщину, которую буду любить до смерти, она останется всегда для меня ребёнком и будет любить только меня одного.
Улыбаясь они нежно обнялись. Он наклонился и сорвав под берёзой беленький лютик преподнёс его жене.
— Когда мой взгляд останавливался на маленьком цветке, я чувствовал твоё присутствие рядом.
Юлия улыбалась, прижимаясь щекой к его груди. Она чувствовала, он искренен. Его нежная скучающая душа страдая требовала подпитки…
Её сердце сладко постанывало. Душа тоже пела какой-то нежный мотив. "Я всегда была с ним!" Она посмотрела в его лицо. Хотелось понять о чём он тогда думал. То что она увидела и поняла было далеко от того времени и говорило о земном. Глаза светились странным блеском, нетерпеливые руки жаром прошлись по её спине. По тому как он озирался и покусывая ушко бессвязно шептал:- "Люлю… Знаешь, чего я сейчас хочу?" Юлия без напряга догадалась чего. Почувствовав, как стало горячо щекам и вовремя вывернувшись, отскочила к молодой берёзе и смеясь оттуда погрозила пальцем: — "Не шали. Водитель рядом".
Солнышко дразня и аукая плутало и плутало в ветвях. Густая листва отбрасывала на них шевелящиеся кружевные тени. Он наглел, она подняла взгляд к нависшим над ней родником его глазам, правда в этот раз в них горел огонь. Юлия в момент ока опять отскочила, он проявил не меньшую прыть. Было наивно полагать, что его это остановит. Припечатанная к стволу всем его телом она ничего не могла сказать. "Пусть уж он говорит", — промелькнуло у неё заполненной туманом голове при виде его губ рядом. Он и сказал, а она сразу пожалела об своём желании предоставить ему слово.
— Но Люлю… — Тянул он недовольно. — Он далеко на дороге… Ты так жестока. Всё ж поняла, а мучаешь… Это не гуманно.
Юлия сконфузилась, упрёки в жестокости — это уже слишком… Такого ещё не было. Это как пить дать дошёл до кипения. Придётся опять понимать.