А деревья до слёз смеялись шу-шу-шу, а травы болтали… Да завёлся ни к месту, а всё с чего… Вспомнил тот миг, когда впервые после знакомства с ней выехали на Орлике в степь. Так же гудел шмель, стонали перезрелые травы… Она была рядом, близко, а тронуть нельзя. Нежный ветерок шевелит прядки её волос, они касаются его лица, ему нечем дышать… А он улыбаясь ещё что-то говорил. Расстёгнутые из-за жары верхние пуговицы блузки притягивали магнитом, помаявшись нашёл выход — закрывал глаза, чтоб не видеть и не дышать. В глазах на век застыла картина, как из-за чуть-чуть завёрнутого подола платья белым атласом манит согнутая в колене ножка. Как может распирать грудь, в тот момент он почувствовал сполна. В довершении всего запах перезрелых трав так затуманил голову, что он с трудом соображал на каком свете находится. Как он пройдя через такой рай устоял, не понятно самому. И вот сейчас, она рядом и он может позволить себе всё, что ему хочется, потому что она его жена. А Юлия взялась сопротивляться. Как уж тут не подналечь, чтоб не ломать картинку… Он глядя, как удав ей в глаза, проводит широкой своей ладонью по гладкой коже её ноги снизу вверх к бедру собирая легко поддавшуюся ткань платья в кулак. Сейчас его волнует лишь один вопрос — остановит или нет? Пусть только попробует… Юлия и не думала перечить.
Полюбовавшись на сбегающие по отлогому склону белоногие берёзы, они углубились в чащу. Он увлечённо рассказывая о боях гонял от неё комаров, а она, поддерживая его под локоть, думала опять совершенно о другом. Не зря говорят — жизнь прожить не поле перейти. Всё гладко не бывает. К тому же, она состоит из тысячи мелочей. Жизнь — время, а на него как смотреть и считать. "Минута — час бережёт" Это тоже оттуда. Оно может быть коротким и длинным. Жизнь — это и дистанция, а мы на ней бегуны. Они тоже все разные, одни добегают, вторые сходят с дистанции. Бежим, щедро раздав обещания и не всегда рассчитав силы. Наверное, нельзя казнить тех, кто не добежал. Ведь двое объединившись в семью не перестают видеть и дышать. У кого-то могут быть надрывы. Но многое в такой ситуации зависит от женщины. От её подхода и головы. До семьи ведомым идёт мужчина. В семье он становится мотором, а женщина должна занять роль души, берегини. Юлия приняла всех его фронтовых друзей и сумела сохранить идеально ровной температуру отношений со всеми, хотя и был её личный подход ко многим негативный. Юлия делала всё возможное и не возможное, чтоб его тянуло в дом, семью. Чтоб дороже семьи у него не было ничего. Заметив, как Костику нравилось, чтоб дом для него был домом и семья иконой, она старалась на все силёнки. Она варила борщ, жарила котлеты, пекла пироги, принимала гостей, которых он любил приводить. В общем, делала всё чтоб он чуял запах своего дома ещё на подступах к нему. Он подходя к офицерскому домику или к своему подъезду безошибочно угадывая её стряпню говорил:- "О! Люлю колдует, побежал, а то сейчас язык проглочу". Конечно же, он знал, что это готовиться только для него. Не всегда было из чего, но она старалась. Знакомые часто подсказывали ей, что она зря делает в доме культ еды и лично у них совсем не так… Юлия не возражала и не переубеждала: "Да, ради Бога, живите как хотите". Но в своей семье ничего не меняла. Каждый день звонила ему на работу спрашивая: "Костик, что тебе сегодня приготовить?" Получив повод для разговора, перезванивал он интересуясь: на какой стадии готовности то, что жена ему стряпает. Наверное, игра для взрослых, но им обоим она нравилась. Приходил, видел накрытый стол… и ахал! Да, семья — это тяжёлая, кропотливая работа и больше для женщины. Юлия делала всё чтоб он ни только никогда от неё не ушёл, а даже больше — нуждался в ней каждодневно. Собственно говоря, это было трудно и не очень, такой себе бутерброд с вареньем и селёдкой. Она старалась и жила для него, он любил её с рассвета и до рассвета.
У Ады текла своя жизнь. Семью дочери тоже не минули военные гарнизоны. Но потихоньку все оказались рядом. Они вечерами попивали чаёк на кухни и болтали о всякой ерунде. Как обычно до тех пор пока не заходил Костик. Не дождавшись Юлию, он отправлялся на поиски. Жена и дочь завидев его вздыхали. А он притворно сердито спрашивал:
— О чём так тяжко вздыхаете?
И они хором смеясь отвечали:
— О тяжёлой женской доли.
— Чтоб она тебя не придавила, могу донести до постели на руках. Адусю не осилю, да у неё и свой Геркулес имеется, а тебя Люлю запросто.
Естественно никто не двигался с места. Чтоб предотвратить угрозу разбудить детей и не расхохотаться в голос, они зажимали рот ладошкой. Плечи их тряслись от сдерживаемого смеха.
Он озадачивает:
— Организуйте-ка мне чайку.
Юлия бросается выполнять желание, а Ада понимая, что ей самое время убраться, чмокает их в щёки и уходит. Юлия же подливая чай и подкладывая сладости, которые он в последнее время уважал, любовалась им.
А дальше процесс известный. Юлия доплывает на его руках до постели, поцелует его в подбородок, уголки губ… Чтоб там не говорили, а крепче семейного фундамента построенного и держащегося на любви и дружбе нет. И необходимость в друг друге без любви не обязательная… Какое чудо, что они есть друг у друга, как прекрасно быть повязанными одной любовью, а их душам в радость нежится под крыльями одного Ангела. Он по-прежнему красив, у него изумительное сложение, крепкие руки и мускулы, правда переживает, за поредевшие волосы, чем смешит Юлию. Она же немного пополнела, за что страдала, но тут заметив её потуги сбросить вес, посмеялся приголубив он. Его ладонь нежно погладив щёку взбежала по затылку на голову. Заверив, что ему страх, как нравится её тело, он закрепил свой вердикт поцелуем.
— Малыш, ты из девочки наконец-то превратилась в женщину.
Его "малыш" сделало своё позитивное дело. Больше она себя не мучила. Нравится пусть пользуется доставляя удовольствие себе и ей. Адуся тоже хочет такого счастья для своей жизни, но Юлия не может сказать дочери, что это не только кропотливый труд, но и пёрст божий. Такая любовь очень редка, потому как от бога и Юлия благодарна небесам, что они выбрали для такого подарка её.
Добравшись до самого чувствительного места на её шейке, он обжигая её горячими губами шепчет о том, что это лучшая ночь и он хочет, чтоб их было много и часто. Юлия тянется к его губам, чтоб непременно рассказать, как прекрасна жизнь и как сильно она его любит.
Она была для него всем: матерью, сестрой, женой, другом, любовницей и даже домашним секретарём. Он названивал ей десятки раз в день прося поискать тот или иной документ. Или найти что-то в маленькой адресной книжке.
— Юленька, поройся, папка должна быть в нижнем ящике моего письменного стола.
— Хорошо, обожди на трубке, — просила она.
— Не торопись, дорогая, я обожду, пока ты её найдёшь.
Он представлял, как это она делает сидя на коленях и посмеивался. Ведь звонил не всегда по делу, просто хотелось услышать её голос, ощутить с какой готовностью она кинется исполнять его просьбу. "Старый эгоист", — поругивал иногда он себя, но вновь пользовался этим трюком.
Она часто вечером подсаживалась к нему на диван, занятому чтением какой-нибудь очерёдной заумной книги и выписыванием поразивших его воображение строк.