– Ты что, что ты, психованная? Ты что?
А Лидочка перевернулась на живот и, встав на четвереньки, пыталась облегчить свой желудок – и наверное, со стороны в этой сцене было нечто комическое, но не было никого, кто бы оценил этот комизм, потому что голос, прозвучавший над ее головой, как только тень загородила Лидочку от солнца, был совершенно серьезен и даже формален.
– Если я досчитаю до десяти, а ты, мерзавец, еще будешь здесь, – сказал очень знакомый голос, – то ты уже никуда не уедешь. Никуда.
– Слушшаассь, – запел невнятно извозчик. Потом затопали его убегающие сапоги.
Лидочка хотела поднять голову, чтобы увидеть и поблагодарить своего спасителя, но новый пароксизм рвоты настиг ее и заставил, стыдясь, отползать от него на коленях.
– Я принесу воды, – сказал тот голос, и Лидочка была благодарна тому, что он отошел. Она достала из сумки носовой платок.
Когда пан Теодор – а это был он – Лидочка узнала его, когда он спешил от церкви, неся глиняный горшок с водой, – вернулся, Лидочка уже была похожа на человека и даже могла смотреть на Теодора без стыда и ужаса.
Лидочка прополоскала рот и напилась родниковой ледяной воды. Потом намочила платок и вытерла себе лицо и шею. И стало хорошо – только очень хотелось спать.
По невысказанной договоренности они отошли от кладбища и сели на каменную скамью у церкви.
– Спасибо, – сказала Лидочка. – А что с Ахметом?
– Я не знаю. Этот мир – не мой мир, – ответил пан Теодор.
День был такой сверкающий, солнечный, что Лидочка впервые смогла заглянуть в глубину глазниц Теодора и увидеть, что глаза у него синие-синие.
– Нет сомнения, что Ахмет будет в тюрьме. Как я понимаю, у властей достаточно оснований к его аресту, – сказал Теодор.
– Его надо спасти! Он же из-за меня здесь оказался.
– Его нельзя спасти, – сказал Теодор. – И вместо этого вам лучше всего отсюда уйти. И как можно скорее. Из-за вас я второй раз прерываю свое путешествие и сам немалым рискую.
– Как рискуете?
– Как любой путешественник – рискую застрять в этом варианте.
Теодор сорвал веточку и отгонял назойливых мух. Почему-то в этом месте они вились вокруг людей.
Лидочка посмотрела на кладбище – крутой склон порос кустами и молодыми деревцами.
Она подняла руку. Пальцы дрожали.
– Я до сих пор перепугана, – сказала она. – Так гадко все получилось. И то, что меня вырвало…
– Пожалуй, вам повезло, – серьезно ответил Теодор.
– Ой, я бы умерла!
С Теодором можно было разговаривать откровенно – он был как близкий родственник. Она не ощущала этого ночью в гостинице, но сейчас чувство было очевидным.
– Я испытывала какую-то гордость от того, что берегу себя для Андрея, для своего мужчины… А теперь Андрея нет. Но я это берегу. Значит, для кого-то другого?
– Глупышка, – сказал Теодор. Но не осудил ее и не посмеялся. Просто он знал нечто, выходящее за пределы Лидочкиного знания.
Подул ветерок, хороший, свежий ветерок. Мухи куда-то отлетели.
– Очевидно, – сказал Теодор, потягиваясь, словно засиделся. Во рту у него была травинка, и он ее неспешно жевал, от чего порой его речь становилась невнятной. – Очевидно, когда я предупредил вас в гостинице, что вы попали в чужой мир, это было непонятно. Слишком мало было у вас информации. Но сегодня иначе. Или вы все поймете и подчинитесь мне, или останетесь здесь и будете искать свое счастье в одиночестве.
Лидочка не перебивала его – у нее был упадок сил, даже руку поднять нет возможности.
– Вы меня слушаете? Не спите еще?
– Слушаю, Теодор.
Смешное имя. Какое-то собачье. Пудель Теодор.
– Я буду краток. Подробные беседы оставим на будущее. Они обязательно состоятся как путь к овладению тайной, что сделает вас иной, чем все люди. А вы еще иной не стали. Этому надо учиться. Сегодня урок первый. Теоретический – потому что практические занятия вы проходите уже два последних месяца. И пока ничего не поняли.
– А разве это можно понять?
– Кое-что можно.
Лидочка подумала, что совсем не загорала в этом году. Раньше никогда не боялась загара, а в этом году забыла загорать. Она прислонилась спиной к теплому камню церковной стены и закрыла глаза. Голос Теодора звучал как фонограф – ненастоящий голос. Но она слушала его, не делая усилий.
– Я думаю, что, живя эти два месяца в одиночестве, вы задумывались уже, что значат эти табакерки и кто владеет ими.
Лидочка кивнула.
– Мы не мистические существа из сумеречного мира – мы такие же люди, как вы, Лидочка. Каждый из нас – давно или очень давно – получил при определенных обстоятельствах табакерку и был научен ею пользоваться. Но кто был первым, я не знаю, и те из нас, с кем я знаком, этого тоже не знают.
– А как вы меня отыскали?
– Вас нашел не я.
– А кто?
– Вы не знаете ее.
Лидочка поморщилась – она задавала неумные вопросы. В конце концов – какое ей до того дело?
– В связи с этим, – произнес Теодор, не отрывая глаз и повернув лицо к солнцу, – я мог бы сделать предложение. Не хотите ли вы, моя госпожа, сделать небольшую операцию? Совсем небольшую и не очень болезненную.
Так и не раскрыв глаз, Теодор запустил длинные сильные пальцы в верхний карман своей легкой куртки и вытащил оттуда нечто круглое, блестящее, подобное горошине.
– Зачем это? – спросила Лидочка.
Теодор лениво приоткрыл глаз и протянул горошину Лидочке.
– Назовем это локатором, – сказал он.
Горошина была маленькой, но весьма увесистой, словно сделана из золота.
– Если вы согласитесь поставить локатор, мы всегда будем знать, где вы. И будем знать, живы ли вы.
– А я могу позвать вас на помощь?
– В сущности, вы сделать этого не можете, – сказал Теодор. – Но если нужно будет найти вас – я это сделаю быстро.
– А кто будет меня искать?
– Кому надо, – ответил Теодор, отворачиваясь, чтобы подставить солнцу другую щеку.
– Значит, это поводок? – сказала Лидочка.
– Почему вы называете это поводком? – спросил Теодор. – Ведь локатор нужен только для того, чтобы отыскать вас в ином измерении.
– Я это уже слышала. Но если меня можно отыскать в другом измерении, в третьем измерении, значит, меня можно найти за углом и в моем доме. И может быть, приказать мне – иди, иди сейчас же!
– Чепуха, – сказал Теодор неубедительно. – Кому это нужно?
– Кому? А кто сделал такой красивый локатор? Вы?