— Что-то не так.

Она верила псу. И даже ее разболтанные чувства не могли поколебать эту веру. Пес был ее глазами, и если он пытался не допустить того, чтобы она шла в эту сторону, значит, на то была причина.

Хлюпая, Сора достала платочек из рукава. Вытерев нос, она прислушалась. Сегодня в лесу было тише. Глухо. Шум приглушен. Пошаркав ногой, Сора обнаружила глубокий лиственный покров на земле; листьев было так много, что, казалось, их не топтали ноги на проторенной тропинке. Странно. И сколотые камни, множество камней. Расставив руки, Сора обернулась вокруг себя. Деревья со своими косматыми ветвями густо обступили ее и вздыбили землю непокорными корнями.

Сора застыла; кулаки сжались на ее груди. Она пальцами разглаживала платочек, закусив губу.

Она была почти уверена, что никогда не забиралась в эту часть леса раньше.

Невероятно.

Если только кто-то не перевесил веревку.

— Була, — неуверенно позвала Сора.

Пес в ответ пролаял и зашелестел листвой.

Подняв голову, Сора принюхалась и почувствовала этот запах: кислый запах, издаваемый мужчинами, которые много часов провели в лесу.

Метнувшись, Сора вцепилась пальцами в веревку и поспешила к собаке.

— Була!

Она услышала, как Була залаял, узнав кого-то, но он не на нее. Сора побежала быстрее, спотыкаясь от охватившего ее ужаса, и услышала тяжелые шаги, нагоняющие ее. Она услышала, как Була зарычал, сначала тихо, но затем рычание переросло в громкий, остервенелый лай. Мужчины закричали, предостерегая друг друга. Раздался человеческий вопль. Була издал отчаянные звуки.

Сора тихо вскрикнула, услышав тяжелый глухой удар словно камень упал на полое бревно. Внезапно полный боли собачий визг стих, и, когда Сора вновь позвала Булу, пес не отозвался.

Задыхаясь от нарастающей паники, она услышала, как какой-то мужчина произнес те же самые слова, которые она слышала и раньше, однако теперь его голос был не приглушенный и узнаваемый:

— Не бойтесь, прекрасная леди. Я люблю вас.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Уильям гордился своей логикой. Свет был бы потрясен, узнай он, что Уильям не верит ни в ведьм, ни в волшебников, ни в злых духов. Он стал скептиком с того самого дня, как поймал пищащего гоблина. Гоблин оказался не больше и не меньше, чем перепачканным, перепуганным человечком, угольщиком, который жил в глухом лесу. Позднее Уильяма уже ничто в жизни не могло заставить изменить твердому убеждению, что люди без всякой причины страшатся неизвестного. Никому, будь то чародей или фокусник, не удавалось продемонстрировать силы, которые Уильям не сумел бы объяснить, поэтому он всегда обращался к логике и видел в ней надежное средство от мошенничества.

С помощью логики он пришел к выводу, что именно Чарльз и есть тот ублюдок, который жаждет его падения, однако тут в его рассуждениях гнездилось крошечное досадное сомнение.

Какое-то звено в его логической цепи отсутствовало.

Уставившись на крепость, в которой жил Чарльз, Уильям постукивал пальцами по седлу и не знал, как ему поступить. Отчего-то, по мере того как Сора становилась все дальше, а Чарльз все ближе, Уильям убеждал себя, что она была права. Уильям ехал все медленнее и медленнее, а бремя неопределенности давило на него все сильнее. Поездка, которая должна была занять трое суток, тянулась седьмой день, так как Уильям обдумывал обоснованность своих намерений. Ему смертельно хотелось повернуть назад и поскакать обратно к Соре, сказать ей, что она оказалась права, а он ошибался. Однако его, вероятно, просто мучила совесть.

Ему казалось, что он сумеет постепенно научить Сору любить его так, как любит ее он сам. Казалось, что он запасся достаточным терпением для того, чтобы разрушить замкнутость Соры. Однако, к своему собственному удивлению, Уильям обнаружил, что это не так. Зачем же он требовал от нее так много? Братья Соры рассказали ему о том, что унаследовала она от Теобальда; Уильяму казалось, что он готов провести годы, медленно и упорно отучая Сору от привычного ей состояния страха а вместо того обнаружилось, что ему невмоготу переносить ту благодарность, которую она предложила ему по завершении безмятежной интерлюдии.

Благодарность — от этого слова Уильяму хотелось плеваться. Как посмела она опошлить их брачный союз, предложив не более того, что предлагают другие женщины? Как посмела она потребовать менее, чем он желал предложить ей?

Недоверчиво покачав головой, Уильям вновь уставился на возвышавшиеся перед ним зубчатые стены. Неужели это мстительное чувство? Или все же здравый рассудок подсказывают ему пренебречь тем, в чем так уверена Сора? Она клялась, что то был не Чарльз, однако не назвала никаких других имен. С характерным для женщины отсутствием логики, Сора показалась ему бесхитростной в своих рассуждениях, но ведь никаких других подозреваемых она назвать не смогла.

Она не может быть права.

С монотонностью хорошо смазанного колеса, бегущего по наезженной колее, Уильям вновь перебрал в уме все факты. Чарльзу нужны деньги. Чарльз слабоволен и завистлив. В атаке Чарльз всегда оказывался там, где нужно и когда нужно. Чарльз… Все, что касалось Чарльза, укладывалось в логичную схему. И вызывало сомнения.

Черт! Оказывается, мнение Соры повлияло на него больше, чем он думал. Уильям поднял руку, дав отряду знак спешиться. Оруженосец опустил его вымпел, и они вместе спрыгнули на землю, чтобы передохнуть и подготовиться к сражению на следующее утро.

— Как же вы посмели убить моего пса?

— Я не убивал его. Его убили мои люди. Я просто придержал его на то время, пока они его привяжут.

— Була узнал вас, — горько произнесла Сора. — Он знал, что вы были другом Уильяма. Он мог бы напасть на вас, но не стал этого делать, потому что знал, что хозяин пускал вас в свой дом.

— Когда я погнался за вами, то он мне уже больше не доверял. Он так покалечил одного из моих людей, что мне пришлось бросить того унаваживать почву. Итак, вы видите, что я не убивал этого пса. Я не мог одновременно убить его и справиться с вами.

— Вы безумец.

Сора сидела перед Николасом в седле, ноги ее были свешены по обе стороны коня, а юбка подоткнута. Николас обнимал Сору одной рукой, прижав ее спину к своей груди. Ей было от этого тошно, ей было тошно прикасаться к нему, и она содрогалась, когда он прикасался к ней, однако поделать ничего не могла. Драка с ней была скоротечной и жестокой, Сора оказалась беспомощной. Спасения в лесу ждать было не от кого, никто не мог выручить ее, когда Николас пригвоздил ее к земле. Отчаянная попытка отбиться с помощью ногтей и столового ножа завершилась появлением синяков на лице и опухшим запястьем и вызвала завистливое уважение к способности похитителя распоряжаться своей силой. Все с презрением относились к рыцарским достоинствам Николаса, однако теперь Сора испытала здоровое уважение к его изворотливости и жестокости. И здоровый страх перед его нездоровой целеустремленностью.