Прислушавшись к голосу совести, Лера отправилась к Шурочке.
— Здравствуйте, Валерия Константиновна, — сразу заюлила секретарша.
— Шурочка, меня вчера искал кандидат наук Душков?
— Да. — Шурочкины глаза заметались.
— И на кого вы его переключили?
— Казимир Людвигович сказал переключить на Чижевскую. Я так и сделала.
У Валерии опустились руки — так она и знала.
— На Чижевскую, значит, — эхом повторила Лера.
— Да, на Маньку, — горячо зашептала Величко, и что-то отдаленно напоминающее сочувствие мелькнуло в карих бесстыжих глазах. — Валерия Константиновна, я одна дочь ращу, поймите меня!
— Да-да, конечно, вы все сделали правильно, Шурочка. У меня нет никаких претензий к вам.
Значит, ее уже списали со счетов. Ставку делают на Чижевскую.
Черт бы с ней, с Чижевской, но попытка вытащить себя из депрессии и измены Казика с помощью работы трещала по швам. Казимир не даст ей спокойно заниматься любимым делом у себя под боком. Надо искать работу.
«В желтой газетенке оторвут с руками» — кажется, так сказал Казимир? Чья это иезуитская мыслишка — Казимира или этой сучки-практикантки? Кто из этих двоих плагиатор?
Вне журналистики Лера себя не мыслила, а уйдя из «Ведомостей», рисковала остаться на улице. Из местных СМИ — только «Губернские вести», карманный телеканал и Гостелерадио с ортодоксальной псевдоаналитической краевой программой. Все остальное, по выражению Бочарниковой, — «шняга, ни посмотреть, ни послушать».
Настроение было «уколоться и упасть на дно колодца», как любила повторять все та же Бочарникова со ссылкой на эпос. Редко и без удовольствия пьющей Валерии вариант «напиться и забыться» казался более привлекательным.
Разваливаясь на куски, Лера еле дотянула до обеда.
Голова, сердце, желудок — болело все. Собраться с мыслями в связи с тотальным тромбозом не представлялось возможным. Лера сидела, тупо пялилась в монитор, а сама только и мечтала попасть домой. Дома, по крайней мере, не нужно держать лицо, можно закутаться в халат Казимира и всласть наплакаться. Можно попробовать напиться. Дома можно все.
Перед уходом для очистки совести заглянула в приемную:
— У меня встреча, Шурочка, я на мобильном.
— Да, Валерия Константиновна, конечно, — вскинулась секретарь, и Лера, получив индульгенцию, улизнула с работы.
Влажный майский день встретил Леру аномальной духотой. Скоро отпуск. Что она будет делать с ним одна? Напоминание об отпуске стало последней каплей, слезы хлынули из глаз, Лера надела очки и, не видя ничего под ногами, как слепая, побрела на остановку.
Из колонок, установленных в салоне маршрутки, несся рок, в такт ударным в висках стучало: «Скорее бы конец, скорее бы конец».
Маршрутка тащилась как за гробом, слезы бежали по щекам, срывались на пиджак, образовав к концу поездки внушительное пятно.
— На Профсоюзной выходят? — выкрикнул водитель.
— Выходят, — прогнусавила Лера.
Она даже не подозревала о существовании этого ресторанчика «Барбара» — голимом контрафакте.
К тому же выяснилось, что в «Барбаре» празднует юбилей какой-то козырный туз из конторы глубокого бурения, и Лерин внутренний голос громко вещал, что оставаться не стоит.
Но Галка не слышала Лерин внутренний голос, а собственным не обзавелась, только поэтому они заняли столик у самого танцпола — еще одна ставшая роковой ошибка: уединиться, укрыться в темном уголке, отсидеться в сторонке от шумной компании с превосходящим числом солидных семейных пар (на что втайне надеялась Лера) оказалось невозможно.
Ведущий вечера — когда-то интеллигентный высокий мужчина с порочным лицом начинающего алкоголика и зычным голосом, годящимся для озвучивания ролей мелких жуликов, этот ведущий, на Лерину беду, отрабатывал деньги на совесть, вовлекал в празднование всех, не делая исключения для случайных свидетелей. Вездесущий, как гельминт, пошлый до отвращения, этот тип привык получать свое.
Кроме того, кажется, бывший интеллигент спал и видел себя свахой — так и норовил перезнакомить одиноких и переженить холостых.
— Галка, пойдем отсюда, — бубнила Лера между тостами и пошленькими шуточками, которые изрыгал ведущий.
— Ну давай еще посидим, — отмахивалась Галка, — мне интересно. Смотри, смотри, чё вытворяет, старый перечник!
Под бурные выкрики болельщиков один из гостей и его партнерша с заведенными за спину руками грызли одно яблоко на двоих, прижимаясь друг к другу, — это было нарушение правил, но в этом и была фишка.
— Еще желающие, мужчины! У нас еще остались мужчины? — взывал бывший интеллигент к подгулявшим гостям.
Гости весело заорали: «Василий!» — и у Леры внутри все сжалось. Загривком она ощутила вибрацию каких-то опасных токов, от которых следовало держаться на расстоянии. Токи усиливались.
Лера впилась взглядом в Бочарникову. Галка с плотоядной улыбкой оповестила:
— Крутов. Идет в нашу сторону. Отлично все складывается, а?
На этот счет у Леры было свое мнение, но высказать она его не успела: ведущий воткнул ей в зубы микрофон.
— Девушка, — елейным голосом пропел бандит, — как вас зовут? Мы ждем! — Рука оплела талию, как лассо, и тянула с места.
Более глупой ситуации Лера и вообразить не могла.
— Валерия, — подсказала благодетельница Галка, будто Лера была глухонемой.
— Валерия! — восторженно подхватил ведущий. От пошленькой интонации, от липкой руки, от слегка блудливых глаз желание сбежать стало непреодолимым.
Лера затравленно оглянулась на дверь и в этот момент увидела Крутова.
Василий приближался к их столику, с каждой секундой замедляя шаг, и остановился, так и не дойдя до цели. Направленные токи теперь сливались с импульсными стробоскопическими вспышками и закручивали нервы. Полумрак поглотил все, кроме темных глаз, остановившихся на Лере.
— О, — определил бестия-ведущий, — кажется, девушка произвела на ковбоя впечатление! Ну, Василий, что ж вы остановились, ей-богу. Даже неудобно.
Ноги Крутова будто приросли к полу.
— Господа, — снова проорал коварный ведущий, — Василию требуется шефская помощь!
Компания неодобрительно загудела, и этот гул привел Василия в себя.
— Привет, — кивнул он Бочарниковой, приблизившись к столу.
Леру накрыло облако из слабого коньячного перегара и головокружительного парфюма.
— Привет, — совсем с другой интонацией, интимно, на ухо Валерии повторил Василий, приобнял Леру за плечи и потянул носом.
Это были все те же степные мотивы. Крутов вдохнул еще раз, как затянулся после долгого перерыва. Он-то думал по наивности, что забыл этот запах, оказалось, не забыл — отложил в запасники памяти и хранил, как эталон. Встреча с эталоном всегда впечатляет, а Крутов был потрясен, повержен, опрокинут, разбит наголову.