Хейзел протянула ему руку.

— Я бы не стала просить тебя это делать, но я уверена, что это важно. Не может быть, чтобы мы встретились случайно. Если все получится, возможно, мы, наконец, поймем, что нас связывает.

Лео быстро посмотрел в сторону штурвала. Его продолжала грызть мысль, что он что-то забыл, но, похоже, тренер Хедж справлялся хорошо. На небе впереди ни облачка, никаких признаков опасности.

И потом, воспоминание же не может длиться долго? Ничего страшного не случится, если позволить тренеру еще немного порулить, правда же?

— Хорошо, — сдался он. — Показывай.

Он взял Хейзел за руку, и мир растворился.

XXII
ЛЕО

Они стояли во внутреннем дворе какого-то старинного строения, напоминающего монастырь: стены из красного кирпича, увитые виноградной лозой, высокие магнолиевые деревья, от стволов которых по полу расходились трещины. Солнце палило нещадно, влажность наверняка зашкаливала за двести процентов, такого сырого и влажного воздуха не было даже в Хьюстоне. Где-то неподалеку жарили рыбу. В небе над ними низко нависли облака, полосатые, как тигровая шкура.

Внутренний двор был размером примерно с баскетбольный зал. В одном его углу стояла статуя Девы Марии, у ее подножия лежал старый спущенный футбольный мяч.

В открытых окнах окружавших двор зданий кто-то двигался, однако стояла зловещая тишина. Лео не заметил ни одного кондиционера, должно быть, внутри температура приближалась к тысяче градусов.

— Где мы? — спросил он.

— В моей старой школе, — ответила стоявшая рядом Хейзел. — В Академии Святой Агнессы для цветных детей и индейцев.

— Что это за название такое?..

Он повернулся к Хейзел и вскрикнул. Перед ним стоял призрак — просто туманный силуэт в зыбком от жары воздухе. Лео поглядел вниз и понял, что его собственное тело тоже превратилось в туман.

Все вокруг казалось твердым и настоящим, а он стал дэхом. Всего три дня назад в него вселился эйдолон, так что новые ощущения Лео не понравились.

Не успел он задать еще вопросы, как внутри прозвенел звонок: не современный электронный, а старинный металлический, с язычком.

— Это воспоминание, — пояснила Хейзел, — так что нас никто не увидит. Смотри, вот мы идем.

— Мы?

Из всех дверей во внутренний двор, гомоня и толкаясь, высыпали десятки детей — в основном темнокожих, но между ними попадались и ребятишки, похожие на испанцев, от детсадовцев до старшеклассников. Лео определил, что это далекое прошлое, потому что все девочки носили хлопковые платья и кожаные туфли с пряжками, а мальчики — рубашки с белыми воротничками и штаны с подтяжками. Многие носили кепки, наподобие тех, что надевают жокеи. Некоторые дети несли в руках свертки с завтраком, но у большинства еды не имелось. Их одежда была чистой, но поношенной и выгоревшей. У некоторых на коленках брюк зияли дыры, у кого-то ботинки «открывали рот».

Несколько девочек принялись играть со скакалкой (точнее, со старой бельевой веревкой). Старшие парни гоняли туда-сюда жалкий спущенный мяч. Счастливые обладатели завтраков сидели вместе и болтали.

Никто не обращал на призрачных Хейзел и Лео никакого внимания.

Потом во внутренний двор вышла Хейзел — Хейзел из прошлого. Лео узнал ее с первого взгляда, хотя она выглядела года на два младше, чем сейчас. Волосы собраны в узел на затылке, золотистые глаза беспокойно оглядывают двор. В отличие от остальных девочек, одетых в белые и пастельных тонов платья в цветочек, на ней было темное платье, так что казалось, что она заявилась на свадьбу прямо с похорон.

Она прижимала к груди холщовую сумку с завтраком и кралась вдоль стены, точно старалась с ней слиться.

Не помогло. Какой-то мальчишка выкрикнул:

— Ведьма!

Он вперевалку надвинулся на Хейзел, оттеснив ее в угол. Парню вполне можно было дать лет четырнадцать, а то и все девятнадцать: сказать точнее не представлялось возможным из-за его огромного роста и немаленького веса. На игровой площадке он был, несомненно, самым высоким. Лео предположил, что этого верзилу наверняка несколько раз оставляли на второй год. Парень был одет в грязную рубашку цвета засаленных тряпок и заношенные шерстяные штаны (на такой жаре он в них, наверное, упарился), а ботинок у него не имелось. То ли учителя слишком его боялись, чтобы заставить носить обувь, то ли она у него вообще отсутствовала.

— Это Руфус, — сказала Хейзел с отвращением.

— Серьезно? Неужто его и правда зовут Руфус? — поразился Лео.

— Идем, — произнесла призрачная Хейзел и поплыла к месту действия. Лео последовал за ней. Он не привык дрейфовать по ветру, но зато как-то раз катался на сегвее [29] — оказалось, это примерно одно и то же. Он просто слегка наклонялся в ту сторону, куда хотел двинуться, и скользил.

Черты лица у здоровенного Руфуса были такие плоские, словно большую часть своей жизни он проводил, пытаясь вскопать своей физиономией тротуар. Волосы ему подстригли почему-то только на макушке, в результате она стала такой плоской, что крошечные самолетики могли бы использовать ее в качестве посадочной полосы.

Руфус протянул лапищу.

— Завтрак.

Хейзел из прошлого не протестовала. Она отдала громиле сумку с завтраком, как будто эта сцена повторялась изо дня в день.

Несколько старших девочек подошли поближе, чтобы не пропустить веселье. Одна из них хихикнула и обратилась к Руфусу:

— Ты же не станешь это есть? Наверняка отрава.

— Точно, — согласился Руфус. — Это твоя ведьма-мамаша приготовила, Левеск?

— Она не ведьма, — пробормотала Хейзел.

Руфус швырнул сумку на землю и с силой наступил на нее босой ногой.

— Можешь забрать обратно, но взамен дашь мне алмаз. Я слыхал, твоя мамаша может их доставать прямо из воздуха. Давай алмаз.

— Нет у меня алмазов, — проговорила Хейзел. — Отстань.

Руфус сжал кулаки. Лео перебывал во многих школах с жесткими порядками и в приемных семьях, так что знал, когда события принимают скверный оборот. Ему хотелось вмешаться и помочь Хейзел, но какой толк от призрака? К тому же все это случилось много лет назад.

Тут на залитый солнцем внутренний двор вышел, нога за ногу, еще один мальчишка.

Лео подавился вздохом: паренек выглядел в точности, как он сам.

— Видишь? — спросила призрачная Хейзел.

Другой Лео был того же роста, что и настоящий Лео, то есть коротышка, и точно так же страдал переизбытком нервной энергии: без конца барабанил пальцами по брюкам, теребил ворот своей белой хлопковой рубашки, поправлял жокейскую кепку на курчавых каштановых волосах.