— Разумеется, это не экстра-класс, — сказал он, — но в качестве стандартного увеличителя он работает здорово. Еще и полугодовая гарантия имеется.
— Продано, — заявил я. — Мне еще понадобятся некоторые химикаты. Вы держите «Илфорд»?
— Разумеется.
— Бромистая бумага «Галерия»?
— Естественно.
— Мне также понадобятся пюпитр, три кюветы, защитная световая завеса, канистра для проявителя, перезарядный мешок и таймер.
— Будет сделано. Кстати, меня зовут Дейв Петри.
Я пожал ему руку и представился.
— Недавно в городе, Гари?
— Угу.
— Это для вас хобби?
— Нет, мне за это платят.
— Я так и подумал. Ну, вам будет приятно узнать, что мы предлагаем пятнадцатипроцентную скидку для наших постоянных клиентов-профессионалов.
— Тогда я куплю еще дюжину пленок Tri-X и дюжину Илфорд НР4.
Вернувшись с товаром, он потратил несколько минут, чтобы выписать счет.
— С налогом вышло семьсот сорок два доллара пятьдесят центов.
Я вытащил пачку купюр.
— Мы принимаем кредитные карточки, если вам так будет удобнее.
— Я всегда плачу наличными.
— Мне без разницы. Вы и в цвете снимаете?
— Иногда.
— Тогда позвольте мне добавить шесть пленок ФуджиПро от заведения.
— Нет необходимости.
— Эй, послушайте, ко мне не каждое утро в понедельник заходит профессионал. На кого вы работаете?
— Ряд журналов на востоке.
— Надо же. Знаете, в нашем городе есть общество фотографов-любителей. Собираемся два раза в месяц. Уверен, все были бы счастливы, если бы вы рассказали о своей работе…
— Я сейчас здорово занят, — соврал я, — но, возможно, через пару месяцев, когда я разберусь с делами…
— Какой камерой вы пользуетесь?
— 2Д5 «Роллейфлекс», «Никкормат», в этом духе.
— Когда-нибудь имели «СпидГрафик»?
Я уже чуть было не ответил утвердительно, но вспомнил, что такая камера была у Бена Брэдфорда, не у меня.
— Нет.
— Ну, хоть пробовали?
— Пару раз.
— Я только позавчера получил экземпляр. Винтажный, выпуска 1940 года, состояние идеальное. Легко мог продать ее за штуку, но решил придержать для себя. Если у вас найдется часок, я бы очень был признателен, если бы вы мне кое-что разъяснили…
— Я уже сказал, у меня сейчас нет времени, опаздываю с заданием, но…
— Я понимаю. Вот что я вам скажу. Дайте мне номер вашего домашнего телефона, а я вам через неделю или позже позвоню.
Я неохотно написал ему свой номер.
— Хотите, чтобы я доставил вам покупки? — спросил он.
— Не стоит. Я попозже заеду на машине.
Я перешел через Главную улицу, раздумывая, что на мой вкус Маунтин-Фолс чересчур дружелюбен. Как только я вошел в свою квартиру, меня одолело сильное желание бежать — собрать вещи и удрать из города. Но куда мне бежать? В город вроде Портленда или Сиэтла, где у меня будет еще больший шанс встретить знакомого? В другой небольшой городок, вроде этого? И снова мне там придется отвечать на дружеские вопросы, откуда я, чем занимаюсь. К тому же, если я нарушу арендный договор, Мэг Гринвуд немедленно начнет звонить в Коннектикут. У меня не было другого выхода, как остаться в Маунтин-Фолс и попытаться приспособиться к любознательной сердечности маленького города. Потому что, если я не смогу освоиться здесь и буду воспринимать каждый вопрос как угрозу, я рано или поздно привлеку к себе внимание как странный тип, которому есть что скрывать.
Поэтому, когда я вернулся к Петри позже тем же утром, я потратил полчаса на то, чтобы быстро рассказать ему, как лучше всего снимать с помощью «Спид График». Я даже согласился выпить чашку кофе. За кофе мы обсудили массу технических вопросов — дорогостоящее удовольствие работать с «Лейкой», достоинства пленки Tri-X; и почему «Никон» никогда тебя не подводит. Дейв также рассказал мне немного о себе. Он беженец из Феникса, приехал сюда после колледжа, теперь женат, двое детишек.
— Магазин — это не совсем то, что мне для себя хотелось, когда я приехал в Монтану, — сказал он. — Но большая проблема Маунтин-Фолс заключается в том, что, работая фотографом, тебе семьи не прокормить, хотя образ жизни здесь замечательный. Но слишком мало кругом работы. И все же Бет и я…
— Вашу жену зовут Бет? — спросил я.
— Ну да. Вот мы с Бет и решили, что, если хочешь жить в Монтане, придется чем-то поступиться. Наверное, в жизни всегда так случается.
Я ушел из магазина «Камеры Петри» «хорошим приятелем» Дейва. Даже пообещал как-нибудь зайти попить пивка, когда работы будет меньше. Уезжая, я очень сожалел, что его магазин единственный в этом городе торгует фотопринадлежностями. Он хотел быть мне другом, а я не мог позволить себе заводить друзей.
Следующие несколько дней я занимался устройством своей темной комнаты. Я покрасил окно в маленькой спальне черной краской в три слоя. Купил два узких складных стола. Один стал моим сухим верстаком, на нем я разместил увеличитель, пюпитр и таймер. Второй стол я определил в мокрый верстак, на нем стояли кюветы с растворами. Я натянул бельевую веревку, чтобы вешать отпечатки для просушки. На дверь повесил плотную черную занавеску, чтобы не проникал свет. В окне установил маленький вентилятор с вытяжкой, чтобы не дать химикатам уничтожить слишком большое число мозговых клеток. Вместо голой лампочки я установил защитную световую завесу. Я воспользовался «Никкорматом», чтобы сделать фотографии в квартире и проверить увеличитель. Он работал идеально. Разумеется, не с теми абсолютными, превосходными деталями, которые обеспечивал мой «Беселер», но изображение было достаточно резким.
Я повесил сушиться первый отпечаток. На нем были видны два окна в гостиной, за ними все белое после прошедшего снегопада Создавалось впечатление, что стекла покрасили белой краской, чтобы отгородиться от внешнего мира.
Через несколько дней снег почти перестал. Я схватил камеру и с полдюжины катушек пленки Tri-X и поехал, на восток по узкой проселочной дороге, обозначенной как 200. Было холодно. Минус десять, если верить местным метеосводкам, а печка у меня в машине с морозами не справлялась. Но день был безоблачным, солнце шпарило вовсю, сугробы по бокам извилистой дороги сверкали. Я ехал в направлении Континентального водораздела.
Дорога пересекала хребет Гарнет — строгие, суровые горы, заполнившие горизонт. Эти горы нельзя было сравнивать с величественными имперскими Тетонами. Этот край Скалистых гор навевал меланхолию, казалось, что огромные пространства земли и небесная ширь превращают их в карликов. Какая сиротливая местность. Она внушала ощущение, что ты попал в царство, где географию нельзя измерить, где не существуют такие понятия, как край или границы.