Я неохотно вернулась назад и страшно перепугалась, когда вытянувшаяся рука больно схватила меня и тянула вниз, пока наши лица почти не соприкоснулись. Я почувствовала зловонное дыхание.
— Знаю, что ты замышляешь, Фло Клэнси, — сказала она таким голосом, что у меня по спине побежали мурашки. — Но ничего у тебя не выйдет. Марта отдала его мне — все по справедливости. Он мой. Ты его не вернешь, никогда. Я тебе уже говорила: прежде я убью его.
— Она сама рубит могилу, на которой сидит, — сказала Бел.
— Сук, — поправила Чармиан. — Она рубит сук, на котором сидит, или она сама себе могилу роет. Ты перепутала все поговорки.
— Ладно, будет тебе, — громко фыркнула Бел. — Она прекрасно понимает, что я имею в виду.
— Может, хватит говорить обо мне в третьем лице? — мягко сказала я. — Кроме того, это не ваше дело, с кем я встречаюсь. Я могу рубить могилу, на которой сижу, если мне этого хочется.
— Сук, — сказала Чармиан.
— Сук, могилу — какая разница. — Я беззаботно махнула рукой. Я понимала, что регулярные визиты Тома О'Мара в квартиру на подвальном этаже не останутся незамеченными. Когда я высаживалась из его машины после нашего возвращения из Саутпорта, Бел из окна Чармиан засвидетельствовала мою неосмотрительность.
— Фиона говорила, что он здесь постоянный гость, но я ей не верила. — Бел не пыталась скрывать своего неодобрения. — Ох уж эта современная молодежь, — сказала она с отвращением. — Занимаются сексом совершенно без разбора, прямо как кролики. Я за свою жизнь спала всего с тремя мужчинами, и все они прежде становились моими мужьями.
— Да, Бел, но время сейчас другое, — напомнила ей Чармиан. Наливая в бокалы шерри, она подмигнула мне, но тоже как-то беспокойно. — Милли, надеюсь, ты не будешь против, если я тебе скажу, что у этого Тома О'Мара ужасная репутация. Я имею в виду не только женщин, но и другие вещи — наркотики, например. Я бы и близко не подошла к его клубу. Я страшно обеспокоилась, когда наш Джей пригласил его на свой день рождения, на двадцать один год. Я думаю, Фло не знала про все, в чем он замешан.
С течением вечера, по мере того, как я напивалась, мое раздражение к этой парочке улетучивалось. К тому времени, когда мы прикончили бутылку шерри и начали вторую, теперь уже последнюю, мне было наплевать, кто что обо мне думает. Я лежала на коврике перед камином, уставившись на лица подруг, и чувствовала себя необычайно счастливой и совершенно беззаботной.
— Он, конечно, негодяй, — согласилась я, — мерзавец, никчемный подлец. И все-таки он классный.
— А что же бедный Джеймс, что с ним? — спросила Бел.
Я силилась вспомнить, но не смогла. Прежде чем я смогла что-то сказать, в дверь постучали.
— О, это, наверное, он и пожаловал. — Я пошла неровной походкой к двери и в течение нескольких секунд не могла узнать ни одну из двух стоявших на пороге маленьких женщин, у которых явно случилась какая-то беда.
— Ты говорила, к тебе можно прийти, — произнес знакомый голос.
— Конечно. — Я закрыла и открыла глаза, и две женщины передо мной слились в одну: это была Диана, совсем другая Диана, не та, которую я всегда знала, — растрепанная, без макияжа, с лицом белым и каким-то съежившимся, как потекший воск. Я пригласила ее внутрь, стараясь, чтобы она не заметила моей пьяной импульсивности, познакомила с Бел и Чармиан и, сообщив, что она в ужасном состоянии, добавила:
— У Дианы на прошлой неделе умер отец. Его похоронили только позавчера.
Бел, которая вела себя не слишком сдержанно и в трезвом состоянии, вскочила на ноги и взяла на себя заботу о гостье.
— Ах, бедная девочка! Иди сюда, моя дорогая, садись на диван, на мое место. Представляю, как ужасно ты себя чувствуешь. Чармиан, принеси бедной девочке выпить. Милли, давай-ка, взбей эту подушку и подложи ей.
Диана расплакалась.
— Мне так одиноко с тех пор, как он умер. Дома чувствуешь себя как в морге, — всхлипнула она. — Мне так хотелось с кем-нибудь поговорить.
Ее снедало чувство вины и потребность с кем-то поделиться. Жалобным детским голоском она изливала свое горе и совсем не была похожа на обычную сдержанную Диану.
Она призналась, что постоянно упрекала отца за то, что так и не смогла выйти замуж.
— Он просил у меня прощения. Принял эту вину, хотя в чем он виноват? Мне никто никогда не делал предложения. А я использовала бедного папочку как оправдание своему одиночеству, тому, что каждую ночь остаюсь дома, но на самом деле я оставалась только потому, что идти-то некуда. Я законченная неудачница, и это только моя вина.
— Не говори глупостей, милочка, — успокаивала ее Бел. — Ты просто оставалась с отцом, правда ведь? Ты поступала благородно и бескорыстно.
Но Диана продолжала причитать:
— Думаю, он тоже хотел жить один, чтобы друзья могли приходить к нему играть. Когда я вернулась домой после окончания университета, он предлагал мне купить квартиру. Я отказалась. Убеждала себя, что это мой долг, а на самом деле меня просто ужасала перспектива остаться одной. И еще я так часто жаловалась на его друзей, что он просто перестал их приглашать. Это я разрушила его жизнь, а не наоборот.
— Ну, ты преувеличиваешь, — сказала я, пытаясь придать своему голосу трезвость и рассудительность. — Уверена, все было не так плохо.
— Именно так, — плача, продолжала настаивать Диана.
— Со временем ты будешь смотреть на вещи более благоразумно, — мягко сказала Чармиан. — Я сама чувство вала себя ужасно виноватой, когда умерла моя мама. Я говорила себе, что должна была чаще проведывать ее, быть для нее лучшей дочерью.
Исчерпав тему взаимоотношений с отцом, Диана переключилась на работу. Она беспокоилась, что может потерять ее. Она жаловалась, что Джордж ее недолюбливает, что никто ее не любит, что она не вписывается в коллектив.
— Папы нет, а если еще и работы не будет, то я, наверное, покончу с собой.
— Иногда Джордж может казаться просто чудовищем, но ему и в голову не придет уволить тебя, — заверила я ее и добавила, хотя совсем не была в этом уверена: — Он считает, что ты представляешь большую ценность для фирмы.
В десять часов пришел Герби, настаивая, что жене пора возвращаться домой, и Чармиан неохотно пошла наверх. Бел пробормотала, что ей тоже нужно идти.
— Я тоже, наверное, пойду, — вздохнула Диана. — Хотя меня ужас охватывает при мысли, что снова придется провести ночь одной.
— Пойдем со мной, — тут же предложила Бел. — У меня есть свободная спальня. А постель я мигом тебе организую.
— А можно? О Бел! Вы самый милый человек из тех, кого я знаю. — Она бросилась на шею Бел с таким видом, будто вот-вот снова заплачет.
Нэнси тогда сказала: «Я знаю, кто это. Да уж! Я-то знаю, кто это!» Она приняла меня за Фло. Должно быть, они были знакомы, еще тогда, много лет назад. Знала ли Нэнси, что Фло влюблена в ее мужа? И что она имела в виду, когда сказала: «Марта отдала его мне — все по справедливости. Он — мой. Ты его больше не вернешь. Прежде я убью его»?