– Ты меня не слышишь? Это плохо кончится. – Нет, от нее точно можно с ума сойти. Господи, помоги!
Моника положила ладонь ему на руку, пониже плеча, и сжала бицепсы.
– А мы будем делать только то, что уже делали. И больше ничего.
– Да? – усомнился Рик.
Моника взяла его ладонь и положила себе на левую грудь. И он, безвольный негодяй, ей это позволил. Но у нее такая теплая, нежная кожа, что оторвать ладонь выше его сил.
– Сними рубашку. Пожалуйста...
– Но Микеле...
– Он думает, что я сплю.
– Моника, ты не понимаешь. – Рука Рика, словно независимо от него, уже ласкала ее грудь. – Мне на самом деле трудно.
– Почему? – спросила Моника, и ее сердце застучало прямо ему в ладонь.
Нужно быть до конца честным и напугать ее как следует.
– Потому что я хочу большего. Того, что нельзя. Хочу ласкать тебя всю. Ведь я мужчина. И хочу всего. Теперь поняла?
Какое-то время она молчала, а потом тихо сказала:
– Я тоже хочу всего.
Рик ругнулся с такой горячностью, что она вздрогнула и отодвинулась.
– Прости меня, детка! – Он обнял ее и снова привлек к себе. – Дело во мне. А не в тебе.
Она снова уткнулась ему лицом в грудь и тихонько вздохнула.
– Ты меня все время пугаешь.
– Знаю. – Какого черта он ее к себе прижимает? Чтобы она почувствовала, что Везувий вот-вот заговорит? Да одно это должно ее предостеречь. И заставить подумать о том, что может произойти, если они не будут соблюдать осторожность. Залез в кровать, позволил ей раздеться, а теперь рассуждает об осторожности! Идиот!
– Ричард?
Он знал этот тон: теперь жди беды.
– Да, Моника?
Она засмеялась.
– Ты говоришь ну прямо как мой папа.
– Отлично. – Говорит-то он как папа, зато испытывает совсем не отеческие чувства.
– А ты снимешь рубашку?
Рик проглотил ком в горле. Может, все-таки рискнуть уйти. Ведь Микеле основательно набрался.
– Помнишь, как мы с тобой были на пляже? – спросила Моника, а ее пальцы уже проникли в распахнутый ворот рубашки и играли волосками на его груди.
Еще бы он не помнил! Да он каждую ночь вспоминает, как впервые увидел ее обнаженную грудь и как вдруг прижались к его телу упругие розовые соски.
– Ну ладно, сниму. Но только рубашку. – И Рик стянул с себя рубашку. Отлично. Настоящий джентльмен! Что он делает, черт побери?! Рик швырнул рубашку на пол и, обхватив Монику за талию, прижал к себе.
Она тихо застонала, и, услышав этот стон наслаждения, он ощутил мощный прилив желания. Моника прильнула к нему еще теснее, распластав грудь у него на груди, и он снова пожалел, что пошел у нее на поводу и снял рубашку. Но всплеск разума длился пару секунд. Моника обвила его руками за шею, а потом принялась поглаживать спину.
Рик положил ладони на ее ягодицы, нашел ее губы и поцеловал – не спеша и по всем правилам. Она ответила ему с такой готовностью, что его кинуло в жар.
Нет, это нужно прекратить. Сию же секунду! А то он умрет от разрыва сердца.
– Ричард?..
Узнав этот сладкий вкрадчивый тон, Рик насторожился.
– Можно я тебя поласкаю? – прошептала она.
Моника с замиранием сердца ждала ответа, но Рик молчал. Какая же она дура! Ну зачем спросила? Женщины из «Секса в большом городе» ни за что не стали бы спрашивать разрешения. Они делали все, что хотели. И мужчины всегда сдавались.
Она вздохнула. Может, когда-нибудь и она станет такой же смелой. А сейчас ей страшновато. Даже с Ричардом, хотя она знает, что он ее никогда не обидит. Только с ней происходят такие странные вещи, вернее с ее телом, и в голову лезут такие дикие мысли, что она за себя не ручается. Это сильнее ее.
– Ричард? – Моника проглотила ком в горле. – Если ты не хочешь, чтобы я тебя...
Он так странно засмеялся. И голос у него стал какой-то чужой.
– Я хочу, чтобы ты меня ласкала. Очень хочу. В этом и проблема.
– Ты опять? Какая еще проблема? Я же ни о чем тебя не прошу.
– Ну как тебе объяснить? – Рик погладил ее по щеке. – Будь ты поопытнее, я бы не чувствовал себя таким виноватым.
– Виноватым? – изумилась она и подняла голову. – Но ведь ты меня ни к чему не принуждаешь.
– Я не об этом. Конечно, я тебя не принуждаю. И никогда не буду. Но я не должен тебя провоцировать.
Моника чуть поменяла позу и потерлась об него грудью.
– Не должен. Это я тебя провоцирую.
Он не то застонал, не то засмеялся.
– Это точно. Ты настоящий провокатор.
Как приятно вот так разговаривать, лежа рядом с Ричардом без одежды! Правда, на ней трусики. Она еще не отважилась их снять. И потом ей немного неловко, потому что между ногами у нее вдруг стало тепло и влажно.
Оставив одну руку за поясом его джинсов, другой Моника погладила Рика по груди, наслаждаясь ощущением курчавых волос. Пальцы задержались у соска и легонько его ущипнули. Монике нравилось, когда он ее так ласкает, и, судя по тому, как он прерывисто задышал, ему тоже нравится.
Она почувствовала, как у ее бедра напряглась от возбуждения его плоть, и ее охватило такое смятение, что захотелось кричать. Что делать? Моника осторожно скользнула рукой по его груди, животу и, чуть помедлив, опустила ее еще ниже.
Рик схватил ее за запястье и резко завернул руку за голову. От неожиданности она негромко ахнула, но он закрыл ей рот поцелуем, и от возбуждения у нее сердце ударило в горло.
На этот раз он целовал ее не с нежностью, а почти грубо, и у нее перехватило дыхание. Он не отпускал ее руки, что лишь подстегивало ее желание. Когда он оторвался от ее губ и поцеловал грудь, она чуть не задохнулась. Он обвел языком сосок, потом еще и еще, а потом прикусил зубами.
Моника чуть не вскрикнула от наслаждения, но сжала губы и зажмурилась, а он снова лизал припухший сосок.
Потом продолжил ласкать его пальцами, одновременно целуя правую грудь.
– Ричард?
Может, он ее и слышал, но не отвечал, а продолжал свое занятие. Моника чувствовала, как тяжело вздымается его грудь.
Ей захотелось, чтобы он снял джинсы. И остался, как и она, в трусах. Может, ей самой опустить руку и расстегнуть ремень? Нет, он ей этого не позволит.
– Ричард, сними джинсы.
Рука замерла, а рот отпустил сосок.
– Только джинсы, – быстро добавила она.
Он молчал. И замер. А потом оторвался от ее груди, и Моника очень пожалела об этом. Рик чмокнул ее в губы, а ладонь поднялась с ее живота на грудь и осталась там без движения. Поняв, что он никуда не убежит, Моника вздохнула с облегчением.