Как будто тебе больше не на что потратить деньги, — говорила она.
Но ведь ты моя мама, — возражала я.
Лучше купи что-нибудь Этану или себе. Мне вполне достаточно того, что у меня есть.
Но с таким кондиционером ты заработаешь себе астму. А в июле так вообще сваришься заживо.
У меня есть электрический вентилятор.
Мама, пойми, я просто пытаюсь тебе помочь.
Я знаю, дорогая. Но у меня действительно все хорошо.
Последние два слова она произносила с особым выражением, однозначно давая понять, что спорить бессмысленно. Тема закрыта.
Она всегда и во всем себе отказывала. Ей не хотелось быть кому-то в тягость. И поскольку она была аристократкой, «белой костью», гордость не позволяла ей становиться объектом благотворительности. Для нее это было равносильно потере лица, краху личности.
Мне на глаза попалась группа фотографий в рамках на столике возле дивана. Я подошла и взяла в руки до боли знакомый снимок. Мой отец в армейской форме. Таким его сфотографировала моя мать на военной базе в Англии, где они познакомились в 1945 году. Это была первая и единственная в ее жизни заморская авантюра — больше она никогда не покидала берегов Америки. А тогда, по окончании колледжа, она записалась добровольцем в Красный Крест, и вышло так, что судьба забросила ее в штаб союзных войск под Лондоном, где она работала машинисткой. Там и произошла ее встреча с неотразимым Джеком Малоуном, репортером «Старз энд Страйпс», американского военного вестника. У них случился роман, побочным следствием которого оказался Чарли. С тех пор они не расставались.
Ко мне подошел Чарли. Он посмотрел на фотографию, которую я держала в руках.
Хочешь забрать ее с собой? — спросила я.
Он покачал головой.
У меня дома есть копия, — сказал он. — Это мое любимое отцовское фото.
Тогда я возьму себе. У меня так мало его фотографий.
Мы молча постояли какое-то время, не зная, что еще сказать друг другу. Чарли нервно покусывал нижнюю губу.
Тебе лучше? — спросила я.
Да, все нормально, — сказал он, привычно отводя взгляд. — Ты справишься?
Я? Конечно. — Ответ мой прозвучал бодро, как будто это не я только что похоронила свою мать.
Сын у тебя замечательный. А это был твой бывший муж?
Да… мой красавец. Ты разве не встречался с ним прежде?
Чарли покачал головой.
Ах да, я забыла. Ты ведь не был на моей свадьбе. А Мэтта не было в городе, когда ты приезжал в прошлый раз. В девяносто четвертом, кажется?
Чарли пропустил мимо ушей мой вопрос и вместо этого задал свой:
Он по-прежнему работает в теленовостях?
Да, только стал большой шишкой. Как и его новая жена.
Да, мама говорила мне о твоем разводе.
В самом деле? — удивилась я. — И когда же она успела? В тот раз, когда ты позвонил ей в девяносто пятом?
Мы общались и позже.
Ты прав, извини. Совсем забыла, ты ведь поздравлял ее с каждым Рождеством. Значит, во время очередного ежегодного поздравления ты и узнал, что Мэтт бросил меня.
Я был очень огорчен.
Ну, все это в прошлом. Я уже пережила.
Последовала еще одна неловкая пауза.
Здесь мало что изменилось, — сказал он, оглядывая квартиру.
Мама никогда не стремилась на страницы «Дома и сада», — сказала я. — Впрочем, если бы она даже захотела привести в порядок квартиру — а она не горела таким желанием, — с деньгами всегда было туго. Хорошо еще, что не повышали арендную плату, иначе ей пришлось бы отсюда съехать.
Сколько сейчас берут за месяц?
Тысячу восемьсот, что вполне терпимо для этого квартала. Но она все равно ворчала на дороговизну.
А она что-нибудь унаследовала от дяди Рэя?
Рэй был брат матери, причем весьма состоятельный — крупный бостонский юрист, но он всегда держал дистанцию и не спешил помогать сестре. Насколько я могла судить, в детстве они не были особенно близки, а потом и вовсе разошлись, после того как Рэй и его жена Эдит открыто выразили недовольство ее замужеством. Но надо отдать должное Рэю: он все-таки соблюдал кодекс аристократа и «жил по правилам». Так что после скоропостижной смерти моего отца он помог сестре финансами, предложив оплачивать образование ее двоих детей. Возможно, потому, что у Рэя и Эдит не было своих детей (а мама была единственной родственницей Рэя), им была не в тягость такая благотворительность. Но, даже будучи детьми, мы с Чарли понимали, что наш дядя не хочет иметь с нами никаких отношений. Мы никогда его не видели. Мама тоже не встречалась с ним. На Рождество каждый из нас получал от него в подарок чек на двадцать долларов. Когда Чарли учился в бостонском колледже, Рэй ни разу не пригласил его в свой таунхаус в Бикон Хилл. Меня тоже не звали в гости, пока я училась в колледже Смита и раз в месяц наведывалась в Бостон. Мама, объясняя нам причину его холодности, говорила: «В семье всякое бывает». И тем не менее следует отдать должное этому типу: благодаря его поддержке мы с Чарли имели возможность учиться в частных школах и колледжах. Но с тех пор как я в 1976 году окончила колледж Смита, мама больше не видела денег от брата и до конца своих дней остро нуждалась. Когда Рэй умер в 1998 году, я рассчитывала на то, что маме перепадут кое-какие средства (тем более что Эдит опередила своего мужа, отправившись на тот свет тремя годами ранее). Но никакого наследства она так и не получила.
Ты хочешь сказать, мама не говорила тебе, что Рэй не оставил ей ни цента? — спросила я.
Она сказала только, что он умер, и больше ничего.
Это когда ты звонил в девяносто восьмом?
Чарли уставился в пол.
Да, верно, — тихо произнес он. — Но я и не думал, что ее вот так запросто вычеркнут из завещания.
Да уж. Рэй все завещал сиделке, которая ухаживала за ним после смерти Эдит. Бедная наша мамочка, вечно ее облапошивали.
И как же ей удавалось сводить концы с концами?
У нее была маленькая пенсия от школы. Потом еще социальная страховка… вот, пожалуй, и все. Я предлагала ей свою помощь, но она, разумеется, отказывалась. Хотя я и могла себе это позволить.
Ты все там же, в рекламном агентстве?
Боюсь, что да.
Но ты теперь, наверное, занимаешь высокий пост?
Всего-навсего старший копирайтер.
По мне, так звучит солидно.
Деньги платят неплохие. Но в нашем деле есть такая присказка: «везучий копирайтер — это оксюморон». Хотя жаловаться грех: работа есть, к тому же позволяет оплачивать счета. Жаль только, что мама не разрешала мне оплачивать ее счета. Она твердо стояла на своем и ни за что не хотела брать у меня деньги. В общем, одно из двух: либо она подпольно играла в канасту, либо занималась прибыльным бизнесом от организации «Герлскауты».