Не говоря уже о том, что строгий приверженец седьмой заповеди.
Может, хватит, а? Утомил своими остротами.
Извини.
Прошу тебя, Эрик, не превращай Джека в яблоко раздора; между нами. Это кончится плохо.
Всё, умолкаю.
К его чести надо сказать, что он сдержал слово и больше не прохаживался насчет моральных устоев Джека. Впрочем, и Джек не злословил о моем брате. Да и жена Джека больше не устраивала сцен (или, по крайней мере, мне о них не рассказывали). В лучших традициях пятидесятых, мы все просто закрыли глаза на щекотливую проблему. В те времена старались избегать откровенных дискуссий на потенциально болезненные темы. Не грузить себя чрезмерным анализом. Безопаснее было промолчать — и смиренно принять тот факт, что не все в нашей власти.
В общем, установился некий статус-кво. Я встречалась с братом по выходным. С Джеком мы были вместе на неделе. Его жена никогда не спрашивала обо мне. Я никогда не запрещала Джеку говорить о семье. Все было очень цивилизованно, очень вежливо, очень разумно. И еще я обрела надежного союзника — в лице Мег, сестры Джека.
После сцены в «Сент-Моритце» я очень сомневалась, стоит ли же знакомиться с Мег, опасаясь того, что она может невзлюбить меня с первого взгляда или просто не одобрит моего присутствия в жизни ее брата. У Джека, казалось, тоже не было особого желания признаваться во всем сестре.
Мне нужно выбрать подходящий момент, — сказал он. И я, хотя знала, что кроется за этими словами (я до смерти боюсь ее реакции), заверила его в том, что не стоит торопиться со знакомством.
Поэтому для меня было настоящим сюрпризом, когда однажды, июньским утром, в моей квартире раздался телефонный звонок, и в трубке прозвучал нахальный, резкий голос:
Это Мег Малоун, сестра-фантом.
О, привет, — произнесла я неуверенно.
Ты, кажется, нервничаешь?
Видишь ли…
Не надо. Тем более что я без комплексов. Ты свободна сегодня для ланча?
М-м… конечно.
Хорошо. Тогда в час дня в «Сарди». Один маленький вопрос: ты ведь выпиваешь?
Ну да.
Тогда мы поладим.
Несмотря на призывы Мег не нервничать, я была ужасно напряжена, когда входила в «Сарди». Метрдотель проводил меня к «столику мисс Малоун» — он был одним из лучших, по центру боковой стены обеденного зала. Она уже была на месте — с сигаретой в одной руке, бокалом в другой, и перед ней на столике лежал раскрытый журнал «Атлантик манфли». В отличие от Джека, она была миниатюрной, но довольно хорошенькой, эдакой взрослой девчонкой-сорванцом. Когда я подошла ближе, она внимательно оглядела меня с ног до головы. И как только я села, она ткнула в раскрытый журнал и сказала:
Тебе никогда не приходило в голову, что в Эдмунде Уилсоне [52] слишком много дерьма?
Дерьма… или, может, просто жира и помпы? Моя реплика удостоилась намека на улыбку.
Что ты пьешь? — спросила она.
Если у тебя «буравчик», то я тоже выпью,
Заметано, — сказала она и снова пустилась в диатрибу против Уилсона, Сирила Коннолли и других претендующих на мировую славу литературных критиков. К тому времени, как подоспел второй «буравчик», я уже была полностью в курсе внутренних конфликтов, бушующих в «Макгро-Хилл». А когда принесли ланч вместе с бутылкой «Суаве», ей захотелось знать все о работе в журнале «Суббота/Воскресенье». Когда дошла очередь до кофе, а это был уже в три пополудни, мы обе находились в изрядном подпитии, и я досконально знала историю недавнего романа Мег со старшим редактором «Кнопфа».
Знаешь, что мне больше всего нравится в женатых мужчинах? — сказала она, размахивая бокалом. — То, что они думают, будто контролируют ситуацию, в то время как именно мы обладаем реальной властью. Мы можем в любой момент вышвырнуть их пинком под зад из своей квартиры. Конечно, я в таких вещах романтик.
Могу себе представить, — рассмеялась я.
Джек всегда говорил, что я унаследовала гены циников нашего рода. Чего нельзя сказать о нем. Пусть у него этот бруклинский ирландский фасад, но по жизни он очень мягкий. Ты бы слышала, как он говорит о тебе. Ты для него — спасение, избавление от всех тягот. Когда он впервые попытался заговорить со мной о тебе, он так путался, так боялся. Наконец я прервала его и твердо сказала: «Ради бога, Джек, я ведь не святой отец. Ты любишь эту девушку?» На что он ответил: «Больше всего на свете». И… вы только посмотрите… она краснеет.
Да, краснею, — согласилась я.
Не смущайся. Я просто рада за вас обоих. Как написал один из ребят в Брилл Билдинге, «любовь — это классная штука».
Он так боялся рассказать тебе.
Все потому, что мой брат — худший вариант ирландского католика. Он по-настоящему верит в первородный грех, в грехопадение, проклятие, осуждение на вечные муки и прочую библейскую ересь. В то время как я всегда говорила ему, что мораль — это все чушь. Главное, соблюдать приличия. Насколько я понимаю, он довольно порядочно обошелся с Дороти.
Может быть… но иногда я чувствую себя ужасно виноватой перед ней.
Послушай, он вполне мог бросить ее с Чарли на руках. Что уж говорить, большинство мужиков на его месте поступили бы именно так. Но он верный и преданный человек. Так же, как и Дороти. Я хочу сказать, что всегда считала Дороти порядочной женщиной. Она, конечно, не зажигает, ей не хватает изюминки, но, по сути, она правильная. Ну и что, если в их браке не было большой и страстной любви, зато он нашел ее с тобой. С Дороти у него крепкая дружба — и это тоже неплохо. Большинство известных мне браков основано на взаимной ненависти.
Не хочешь ли ты сказать, что именно поэтому никогда не выйдешь замуж?
Предпочитаю никогда не говорить никогда. Но в глубине души я все-таки чувствую, что создана для холостяцкой жизни. Мне нравится, когда рядом есть парень… но мне нравится и тот момент, когда он уходит.
Мне близка эта позиция.
Значит, тебя не смущает роль «другой женщины»?
Иногда просто диву даешься, как много можно вынести в этой жизни.
После этого ланча мы с Мег стали закадычными подругами и договорились время от времени устраивать себе ночные девичники. Джек был в восторге оттого, что мы нашли общий язык… хотя его всегда немного беспокоило, о чем мы болтаем в эти пьяные застолья. Однажды вечером, когда мы уютно устроились на диване у меня дома, он устроил мне допрос с пристрастием по поводу моей недавней встречи с его сестрой.
То, о чем мы говорили, тебя не касается, — поддразнила я его.
Надеюсь, это была обычная девчоночья болтовня.
Ха! Как ты себе это представляешь — чтобы мы, две взрослые женщины, выпускницы Брин-Мора и Барнарда, состоявшиеся в профессии, — и обменивались рецептами выпечки?