Лев взял протянутую ему чашку и продолжил:
— И вот после всех этих поучительных событий наш принц идет ужинать, а потом кладет жизнь на создание стройной системы убеждений, обрядов, ритуалов, магических техник и гимнастических упражнений, которые приведут людей к непоколебимой уверенности, что больной исцелится, старость может быть радостной, и смерть — не финал, а начало новой увлекательной игры. Непоколебимой, повторяю, уверенности. То есть к фундаментальному знанию. Потому что страдать, бояться и хорошо себя вести, чтобы избежать наказания, люди умеют и без посторонней помощи. А радоваться и ни черта не бояться труднее всего. И значит, именно этому и следует учиться человеку на земле. Если уж в таких условиях выучится, его потом ничем не проймешь.
Он умолк, торжествующе огляделся, словно бы желая приободрить свою невидимую аудиторию, и наконец заметил нас с Миррой. Но разочарования не выказал. Напротив, адресовал мне приветливую улыбку.
— Здравствуйте, Филипп Карлович. Как поживаете? Меня тут немного занесло, не берите в голову.
— Поздно, уже взял, — откликнулся я. — Считайте, один прозелит у вас есть. Или простой прихожанин, как пожелаете.
— Спасибо за высокую оценку моей кухонной проповеди. — Лев даже привстал с табурета и отвесил мне смиренный поклон. — Одна кружка чая и один прозелит — неплохой результат, когда имеешь дело с аудиторией из трех человек.
— Я не в счет, — быстро сказала Мирра. — Я тебя не слушала. Ты же знаешь, у меня иммунитет. Как только ты говоришь больше десяти слов кряду, я отключаюсь и начинаю думать о чем-нибудь приятном.
Лев не обиделся, а, кажется, даже обрадовался.
— Здоровая реакция молодого организма, — одобрительно сказал он. — Берите с нее пример, Филипп. И не позволяйте первому встречному очаровывать вас своей болтовней.
— Вот еще, — усмехнулся я. — Быть очарованным — по нашим временам редкое удовольствие. Уж будьте уверены, я своего не упущу.
— Тоже разумный подход, — согласился Лев. — Арсений, налей ребятам чаю. Строго говоря, они за этим сюда и пришли. А вовсе не за моей вековой мудростью.
Он был чрезвычайно мягок и любезен, но при этом вел себя так, будто это его собственная кухня и мы с Миррой пришли к нему в гости. А Арсений и вовсе нанят обслуживать вечеринку. Как-то так все это выглядело.
Мирра с Арсением не обратили на его хозяйский тон никакого внимания, зато я сразу вспомнил, с кем имею дело, снял с ушей лапшу, а с переносицы розовые очки — словом, собрался. И Лев это почувствовал. Дождался, пока я получу свою порцию чая, и сказал:
— По сложившейся традиции отвечаю на ваши невысказанные вопросы, Филипп Карлович. Конечно, я уже прочитал письмо вашего отца. Надеюсь, он не будет в обиде, если я отвечу не ему, а вам. И не письменно, а устно. Коротко суть проблемы не объяснишь и секретарю не поручишь, а сам я пишу по-русски много хуже, чем говорю. С ужасающими, как утверждают заслуживающие доверия эксперты, ошибками.
— Это правда, — невольно улыбнулась Мирра. — Если вам надо поговорить наедине, можете остаться тут. А мы с Арсением пойдем развлекать гостей. В конце концов, сами же их пригласили. Добровольно и без принуждения. А теперь бросили без присмотра.
— Мы ответственны за тех, кого подпоили, — без тени улыбки сказал Арсений, и они ушли в гостиную.
А мы остались.
— Конечно, я сам попросил Мариночку, чтобы она вас сегодня пригласила, — сразу сказал Лев. — И засел на кухне, как паук в норе. Но только не вздумайте сердиться на Марину за такой сюрприз. Я попросил ее об одолжении впервые со дня нашего знакомства. В таких случаях, сами понимаете, непросто отвечать отказом. Хотя ребятам сегодня не до нас, у них, сами видели, серьезный народ собрался. Но я, прочитав письмо вашего отца, вбил себе в голову, что нам нужно встретиться сегодня же, и не где попало, а именно здесь.
Я отметил, что он называет Мирру Мариной, как Арсений. Привилегия старинного друга или больше чем друга? Впрочем, какое мне дело. Поэтому я просто спросил:
— Почему здесь?
— Потому что именно в этом доме вы недавно пережили несколько, скажем так, непростых, но интересных минут. Когда в мгновение ока переместились сюда из какой-то убогой забегаловки в Мариночкином вкусе. И долго потом не могли ни поверить в предложенное вам объяснение, ни даже придумать собственную мало-мальски удовлетворительную гипотезу. Вы из тех редких скептиков, которые решительно отвергают не только завиральные, но и вполне реалистические объяснения, когда видите, что они не увязываются с фактами. Очень разумный подход.
Выходит, Мирра ему все рассказала. Мне это очень не понравилось, хотя я, пожалуй, даже самому себе не смог бы объяснить почему. Впрочем, ладно. Что теперь сделаешь.
— Я знаю, что у меня много достоинств, — сухо сказал я. — Место встречи меня вполне устраивает — как любое другое, почему нет. Давайте сразу перейдем к делу. Насколько я знаю, Карл уже более-менее подробно написал вам обо всем, что мне удалось выяснить. Я был в Кракове, нашел там пани Гражину, бывшую хозяйку ключа-оригинала, который датируется пятнадцатым веком. Пани Гражина сказала, что продала ключ три года назад в Праге. И не кому-нибудь, а вашему приятелю, доктору Грочеку, с которым я тоже имел счастье познакомиться. Мы с Карлом намерены попросить вас посодействовать нам в переговорах о покупке ключа; разумеется, мы высоко ценим ваше посредничество и готовы обсуждать его условия. Хотя, честно говоря, лично я почти уверен, что пан Грочек приобрел ключ для вас. Или по вашему совету.
— По моему поручению, совершенно верно, — кивнул Лев. — Сразу вынужден сказать, что я, к сожалению, пока не заинтересован ни в продаже, ни в обмене этого экземпляра.
Я ожидал продолжения, но он умолк.
— На мой взгляд, написать эту фразу вполне мог бы и секретарь, — заметил я. — Даже если его обязанности у вас исполняет китаянка Луша.
— Вы плохо знаете Лушу, — серьезно сказал Лев. — Уверяю вас, для нее это совершенно непосильное задание. Но вы правы, с таким письмом я бы легко справился. Проблема в том, что, отказываясь от предложения вашего отца, я одновременно собираюсь просить его — и вас, конечно же — об одолжении. Непростая ситуация.
— Говорите прямо. Вы хотите сами открыть этим ключом нашу дверь?
— О, да вы уже все поняли, — обрадовался он.
— Не понять было бы довольно затруднительно. Особенно после того, как вы появились в Вильнюсе и стали обходить нашу улицу под видом сантехника, желающего осмотреть подвальные помещения.
— Ну а что мне еще оставалось, если вы не помните номер собственного дома? — невинно улыбнулся Лев.
— Все-таки не собственного. Отцовского. Я большую часть времени живу в Москве.
— И совершенно напрасно, если мне будет позволено высказать свое мнение. Вильно — прекрасное место для жизни.
— Я и сам так думаю, — согласился я. — А название улицы вы из меня, как я понимаю, под музыку вынули? Скажите хоть, кто это был такой прекрасный. И где это можно достать.