Так, может, он…
«Но нет», — твердо сказал ей внутренний голос. Ведь она выстрелила в него. После этого, что бы ни происходило между Томом Уортингемом и Джеком, на ее отношениях с последним это никак не может сказаться. Просто не имеет никакого значения.
Этот человек продолжает требовать с Джека восемнадцать тысяч фунтов. Такая сумма может спасти Джека от петли. Если, конечно, он переживет огнестрельное ранение, которое получил по ее вине. И если переживет ампутацию.
Прижав письмо к груди, Бекки закрыла глаза.
Она не знала, сколько сидела, покачиваясь взад-вперед. Тело то и дело сотрясала нервная дрожь, и она старалась не рисовать в своем воображении детали операции, которая вскоре должна была состояться в соседней комнате. Миссис Дженнингс принесла ей баранину, но Бекки только посмотрела на еду, не дотронувшись до нее.
Его рука… Его красивая, сильная рука. Выступающие бицепсы и плечи, по которым она так любила пробегать пальцами. Его длинные пальцы, доставлявшие ей удовольствие снова и снова…
Он солгал ей. Соблазнил, обманул. Впрочем, ни то ни другое не отменяло того факта, что Джек был сильным, здоровым человеком, а она искалечила его.
«Твое время истекает, друг мой».
Бекки добрела до письменного стола и достала лист бумаги. Окунув перо в чернильницу, написала два письма: одно — своему адвокату, другое — Кейт и Гарретту. В этих письмах она велела Гарретту и поверенному выписать вексель на восемнадцать тысяч фунтов и доставить его мистеру Томасу Уортингему из кентского викариата Хамбли, проживающему в настоящее время в Лондоне.
Сложив и запечатав письма, она спустилась вниз, чтобы разыскать Сэма. Он чистил лошадь в маленьком угловом загоне.
— Сэм, я вынуждена приказать тебе возвращаться домой, причем немедленно. — Видя, что лицо у него моментально потемнело и он приготовился к сопротивлению, Бекки подняла руку. — Прежде я просила тебя уехать только потому, что ты должен был вернуться к моему брату, но теперь это действительно вопрос жизни и смерти. — Она вручила ему письма. — Пусть это будет последняя моя просьба к тебе, Сэм, — добавила она тихо, — но ты должен доставить эти бумаги ради меня. Это очень и очень важно. Прошу тебя.
Сэм медленно покачал головой:
— А мистер Фултон?..
— Я останусь здесь, в Корнуолле, с ним, пока… пока он не поправится. Пожалуйста, передай моему брату и Кейт… Просто скажи, что я бы очень хотела быть с ними на Рождество, но это вряд ли получится.
Сэм вздохнул:
— Я не думаю, что буду прав, оставляя вас на попечении всего лишь одного старика.
Бекки подняла бровь:
— Ты что, сомневаешься в моей способности постоять за себя?
— Ну-у-у…
— У меня есть оружие, — тихо сказала Бекки.
Сэм проворчал:
— Нуда, это уж правда.
— Я сама могу о себе позаботиться. А ты должен ехать немедленно. И поторапливайся, Сэм. Времени мало.
Сэм медленно кивнул:
— Как прикажете, миледи.
Она вернулась в дом и, почти ничего не видя, пошла в комнаты, как вдруг на самом верху лестницы неожиданно натолкнулась на доктора Беллингема. Он осторожно взял ее за плечи и отвел в сторону. Только тут Бекки увидела второго человека у него за спиной.
— Доктор Беллингем! О Господи… — Сердце у нее так и подпрыгнуло. — Когда… когда вы успели приехать? Разве уже время?
— Простите, миледи, — заговорил врач. Выглядел он весьма смущенно. — Мы приехали немного раньше. Это мой ассистент и мой брат мистер Рутгер Беллингем.
Бекки машинально сделала реверанс, ассистент ответил ей наклоном головы. Она снова повернулась к доктору.
— Когда мы вошли, я разбудил мистера Фултона и сообщил о нашем решении ампутировать ему руку.
— Да? — выдохнула Бекки.
— Да. Он был вполне в сознании, миледи. И отказался. Учитывая, что пациент находится в полном сознании, я должен заявить, что совесть не позволяет мне приступать к операции.
Бекки охватила смесь облегчения и вновь всколыхнувшегося страха. С минуту она не могла вымолвить ни слова.
— А жар у него?..
— Сильнее, чем раньше.
— Вы сказали ему, что он рискует?
Доктор кивнул с серьезным видом:
— Там началось нагноение. Я приложил горячую припарку и спиртовой компресс к ране, чтобы усилить отделение гноя. Если не вырезать очаг, инфекция распространится по всей конечности, а потом и по всему телу. — Доктор вздохнул. — Если до этого допустить, то процесс, вероятнее всего, пойдет очень стремительно, и тогда.
Беллингем не договорил, но Бекки поняла и кивнула:
— И он умрет. Быстро.
— Да, миледи.
— Он все еще в сознании?
— Едва-едва.
— Мне к нему можно?
— Конечно, — кивнул доктор.
Бекки вошла в комнату, где лежал Джек. Он был неподвижен, однако глаза были открыты. Он смотрел в потолок.
Бекки перевела дух. Казалось, она плывет в вязком сиропе — приходилось каждый шаг делать с усилием, словно проталкивая себя вперед.
— О, Джек…
Он повернул голову в ее сторону, и видно было, что это движение стоило ему огромных усилий. Глаза его лихорадочно блестели.
— Не дам… отрезать руку, — процедил он сквозь потрескавшиеся губы.
— Ты… ты уверен, что поступаешь правильно? Ведь доктор Беллингем предупредил тебя, чем ты рискуешь. — Она тяжело сглотнула. — Мы с ним думаем, что началось омертвение тканей. Гангрена распространится на все тело. Ты скорее всего умрешь.
Отвернувшись от Бекки, он сумел повести здоровым плечом.
Бекки схватила его руку:
— Но я… Я не хочу, чтобы ты умирал.
— Почему нет?
Доктор Беллингем стоял в дверном проеме. Бекки оглянулась и взглядом отпустила его. Он понимающе кивнул и покинул комнату, бесшумно затворив за собой дверь.
«Потому что я люблю тебя».
Но Бекки не могла сказать это. Не могла. Не сейчас.
— Потому что… ты не должен умирать.
— Разве?
— Нет, — бормотала она. — Ты молод и силен… и… ты должен жить.
— Я не дам руку, — отказался он.
Она старалась не заплакать. Очень сильно старалась. Но тщетно. Слезы потекли сами. Джек бесстрастно наблюдал, как они катятся по ее щекам, потом вообще закрыл глаза.
— Пожалуйста, не умирай! Ну пожалуйста! Я хочу, чтобы ты жил.
— Что ты сказала?
— Именно так. Пожалуйста, Джек! Пожалуйста, не умирай! — всхлипнула Бекки.