— Нет, конечно, нет. — Полные губы Монтджоя насмешливо скривились. — Но только любовь могла заставить графа, известного своим высокомерием, без колебаний извиниться перед блудницей.
Колючий взгляд Эрита смягчился. Монтджой был прав. В любом случае, к чему отрицать свои чувства?
— Я не единственный мужчина, который ее любил. Лорд Перегрин задумчиво улыбнулся.
— Да, но вы единственный мужчина, которого полюбила она.
Монтджой знал Оливию лучше, чем кто-либо. Мелочные сомнения в чувствах Оливии, все еще терзавшие Эрита, рассеялись. Граф заговорил более ровным тоном:
— Я знаю о вашем отце, знаю, как вы с Оливией объединились против него.
Лицо Монтджоя, отмеченное редкой, почти совершенной красотой, сделалось белым как бумага.
— Она никому об этом не рассказывала. Значит, вам известно, что мы не любовники.
Эрит пожал плечами. Отношения Оливии с лордом Перегрином не составляли для него тайны.
— Я давно догадался. — По лицу Перри он понял, что тот сообразил, о чем еще догадался граф.
Но Эрита не заботили вкусы и предпочтения красавца Монтджоя, он желал лишь одного: вернуть возлюбленную. — Ради всего святого, не мучайте меня.
— Значит, она вас бросила. — В голосе Перри не слышалось торжества. В нем звучала тревога.
— На время. — Эрит чертовски надеялся, что его слова не пустое бахвальство.
Лорд Перегрин угрюмо покачал головой.
— Когда она бросает любовника, ему остается только смириться.
— У меня есть преимущество — Оливия меня любит. Я глубоко ценю, что вы так долго и преданно заботились о ней. Знаю, вы меня недолюбливаете, но я умоляю вас — а я еще ни разу не обращался к мужчине с мольбой, — пошлите за ней. Теперь моя очередь стать ее защитником.
Монтджой смерил графа долгим задумчивым взглядом, потом коротко кивнул:
— Я верю, что вы действительно ее любите. Но понятия не имею, как вам с этим быть, черт возьми.
— Позвольте мне поговорить с ней. — Эрит мельком поймал свое изображение в одном из зеркал, висевших на стене в холле. Глаза его, дикие, отчаянные, полубезумные, горели на бледном искаженном лице.
— Я бы с радостью, милорд. Мне, как и другим, не чужда сентиментальность. И мысль о том, что всепобеждающий граф Эрит пал на колени перед женщиной, согревает мне сердце. — Монтджой выдержал паузу. — Но Оливии здесь нет.
— Так где же она?
— Представления не имею. — Лорд Перегрин озабоченно нахмурился. — Надеюсь, с ней все в порядке.
Долго сдерживаемый гнев, распалявший Эрита после ухода Оливии, вырвался, наконец, наружу. Охваченный бешенством, граф схватил Монтджоя за ворот рубашки и дернул вверх, заставив молодого лорда подняться на цыпочки.
— Скажи мне, куда она ушла.
— Поверьте мне, старина, я бы сказал, но Оливия мне не доверилась, — невозмутимо отозвался Монтджой. — Она почти ничего не рассказывала о вашей связи. Была на редкость немногословна. Мне следовало раньше догадаться, что здесь дело неладно.
— Если вы мне лжете, клянусь, я вас убью.
— Можете сделать из меня отбивную, Эрит. Это не приблизит вас к цели. — Голос Монтджоя по-прежнему звучал бесстрастно: — Оливия решила скрыться. Она и прежде это проделывала. Вы не найдете ее, покуда она не захочет, чтобы вы ее нашли. Подозреваю, на этот раз она определенно не желает быть обнаруженной.
Эрит понял, что выставляет себя законченным болваном. Он отпустил лорда Перегрина и извиняющимся жестом развел руками.
— Похоже, я веду себя как недоумок.
— Я нахожу это весьма обнадеживающим. — Монтджой с восхитительным хладнокровием разгладил рубашку. — Мужчина, которого я повстречал в своей гостиной месяц назад, чертовски напоминал холодную рыбину.
— Может быть, она уехала к Лео?
— Боже праведный, да вы действительно узнали немало! Оливия никому не рассказывала о Лео. Это ее последний бастион.
— Нет, последний бастион — ее сердце, — проворчал Эрит и невольно покраснел, поняв, что проговорился.
— Да. И эту крепость еще никому не удавалось покорить. Bonne chance, mon ami! [1] — Монтджой склонил голову, словно признавая туше в фехтовальном поединке, и заговорил более серьезным тоном: — Возможно, она отправилась к Лео. Хотя я бы скорее ожидал, что она приедет ко мне, дабы избежать скандала. Должно быть, она думает, что я стану уговаривать ее вернуться к вам и побороться за то, что ей дорого.
— Это было бы слишком великодушно с вашей стороны. — Эрит изумленно поднял брови.
Монтджой пожал плечами:
— Она заслуживает любви. Судя по вашим безрассудным порывам, вы действительно ее любите. Ступайте. Благословляю вас. Оливия слишком долго была одна. Вы знаете, где найти Лео?
— Да. — Эрит зашагал было прочь, но внезапно остановился и повернулся к лорду Перегрину. — Спасибо. — Он протянул руку молодому красавцу.
Монтджой недоуменно нахмурился.
— Вы знаете, кто я, и все же подаете мне руку?
— Конечно.
Лорд Перегрин пожал протянутую руку с неожиданной силой, удивившей Эрита. Может, этот малый и походил на лощеного пуделя, но в нем чувствовался характер. И он, несомненно, любил женщину, которую Эрит боготворил, почитая превыше всех в мире.
Джулиан вышел из причудливо украшенного особняка. Теперь убранство этого дома казалось ему не удручающе кричащим, а очаровательно экстравагантным. Граф был уже не тем скучающим светским баловнем, что месяц назад вошел сюда ленивой походкой с одной лишь целью: заполучить самую знаменитую лондонскую кокотку.
Так незначительные на первый взгляд решения способны полностью изменить человеческую жизнь.
Занимался рассвет, когда Эрит подъехал к каменному домику священника, скромному обиталищу супругов Уэнтуорт и обожаемого сына Оливии, которого та никогда не сможет признать. Граф знал, какую боль ей приходится терпеть. На долю этой женщины выпало немало горя. Но все невзгоды она переносила мужественно, с достоинством и храбростью.
Эрит отчаянно надеялся, что сумеет завоевать ее, а у Оливии достанет смелости связать с ним свое будущее.
Натянув поводья усталой, покрытой пылью лошади, того самого скакуна, которым так восхищался Лео, Эрит спрыгнул на землю. «Господи, помоги мне найти Оливию. Пусть мои безумные поиски придут, наконец, к счастливому завершению».
Граф привязал поводья к столбу возле кухни. Изнутри доносилось громыхание посуды. Должно быть, слуги уже встали.
— Сэр?
Молодая девушка с кувшином в руках встревожено смотрела на него. И неудивительно. Едва ли обитателям этого тихого уединенного домика священника доводилось видеть покрытого дорожной пылью графа с безумными глазами, да еще в такой ранний час, когда солнце только поднимается над горизонтом.