– Все записи здесь в полном порядке, – тут же заявила она, вновь обретая былую уверенность. – Никто не смог бы доказать, что списки проданных товаров и сделанных на эти деньги покупок, предназначенных для монастыря, хоть в чем-то не совпадают. Я весьма добросовестно отношусь к своим обязанностям и неплохо послужила этому монастырю. Я всегда заботилась о нем, как о своем родном доме. Я трудилась во благо всех его обитательниц, как если бы была здесь настоящей хозяйкой; по сути дела, мне приходилось всем здесь командовать, даже судить монахинь за совершенные проступки.
– О, ты, несомненно, отлично управляла здешним хозяйством и решала различные монастырские проблемы, – заверил ее Лука. – Вот только в списке проданных товаров не хватает одного звена. – Он повернулся к клирику. – Брат Пьетро, посмотри-ка внимательно и скажи мне: ты видишь где-нибудь здесь упоминания о доходах, полученных за сбытое золото?
Пьетро как ни в чем не бывало взял в руки амбарную книгу в кожаном переплете и быстро перелистал страницы.
– Яйца, – бормотал он себе под нос, – овощи, кое-что из шитья, стирка, переписывание текстов… нет, никаких доходов от продажи золота я не вижу. Золото тут совершенно точно не указано.
– Ты же прекрасно знаешь, брат Лука, что я этого золота не брала! – сказала сестра Урсула, умоляющим жестом касаясь его плеча. – Я ничего не украла! Этим занималась госпожа аббатиса. Это она, ведьма, посылала монахинь замачивать очески в речке, она собирала потом золотую пыль и отсылала ее на продажу. Я же все это тебе уже рассказывала. Да ты и сам все видел. Это не я! Никто никогда не скажет, что я этим занималась. Это все ее рук дело!
– Золото? – изумленно воскликнул дон Лукретили, стараясь все же сохранять подобающее его положению достоинство. – Какое такое золото?
– Госпожа аббатиса и ее рабыня с помощью монахинь добывали в ручье, принадлежащем аббатству, золотой песок и продавали его, – быстро пояснила сестра Урсула. – Я случайно узнала об этом, когда они в первый раз привезли мокрые очески и развесили их на просушку. А нашему следователю это стало известно только вчера.
– И где же это золото сейчас? – спросил Лука.
– Продано купцам на Виа Портико д’Оттавиа, полагаю, – она гневно сверкнула глазами. – А все доходы достались этим ведьмам. И мы никогда ничего вернуть уже не сможем. И ничего никогда наверняка не узнаем.
– Кто же его продал? – спросил Лука, словно ему просто любопытно это узнать.
– Ее рабыня-еретичка, разумеется. Это наверняка она ходила к евреям, которые занимаются скупкой золота, – быстро ответила сестра Урсула. – Уж она-то знает, как в таких случаях поступать нужно и как с ними торговаться. Она, конечно же, и язык их знает, и торговаться умеет – ведь она из тех же краев, что и они, и такая же еретичка. И такая же алчная, как они, готовая на чем угодно нажиться. И такая же отвратительная, как и они… даже хуже!
Лука только головой качал, глядя на нее; казалось, ему жаль, что она так легко угодила в расставленную им ловушку.
– Ты же сама мне говорила, что ни аббатиса, ни ее рабыня никогда не выходили за пределы монастыря, – медленно сказал он и кивнул брату Пьетро: – Ты ведь записывал все, о чем нам рассказывала сестра Урсула в тот день, когда мы впервые вели допросы монахинь? Она тогда вела себя просто очаровательно и горела желанием помочь нашему расследованию.
Клирик порылся в своих записях и сообщил:
– Сестра Урсула сказала: «Она никогда не оставляет аббатису одну, а госпожа аббатиса никогда из монастыря не выходит. Эта рабыня прямо-таки ужас на всех наводит».
Лука повернулся к монахине, успев заметить, что взгляд ее серых глаз – правда, лишь на одно мгновение – метнулся в сторону дона Лукретили, словно умоляя его о помощи; потом она снова перевела взгляд на Луку, а он ровным тоном сказал ей:
– Ты же сама говорила мне, что эта рабыня следует за госпожой аббатисой как тень. Обе они никогда не покидали монастырь, значит, и золото это тоже никогда монастырь не покидало. Ты спрятала его где-то здесь.
Бледное лицо сестры Урсулы стало белым как мел, но она все же не сдавалась, словно черпая мужество из какого-то неведомого источника.
– Ну так ищи его! – крикнула она. – Можешь хоть всю мою кладовую вдребезги разнести, но все равно ничего не найдешь! Можешь обыскать мою комнату, весь мой дом – нет там никакого золота! И ты ничего доказать не сможешь! И ни в чем не сможешь меня обвинить!
– Довольно, – внезапно вмешался в их словесную перепалку дон Лукретили. – Моя проклятая сестрица была грешницей, еретичкой, ведьмой, а теперь, значит, еще и воровкой оказалась. – Он быстро подписал все документы и вернул их брату Пьетро. – Пусть всех незамедлительно известят о решении нашего суда. Объявите за ведьмами погоню, пусть все их ищут. Если нам удастся поймать и бывшую аббатису, и ее подружку-еретичку, я обеих сожгу безо всяких отлагательств, даже рта им раскрыть не дам. – Он повернулся к Луке. – Позволь мне пожать твою руку, – сказал он, – и поблагодарить за столь удачно проведенное и завершенное расследование. Слава богу, теперь все кончено! Все позади. Так давай завершим все это дело, как подобает мужчинам. И поставим точку.
– Нет, точку ставить еще рано, – сказал Лука, высвобождая пальцы из крепкой руки дона Лукретили. Затем он отворил входную дверь и первым вышел на крыльцо, предложив всем остальным последовать за ним. Во дворе в эти минуты как раз грузили на дроги, затянутые черной материей, гроб умершей монахини.
– Что это? – раздраженно спросил у Луки дон Лукретили. – Ты не имеешь права сейчас открывать этот гроб! И потом, мы же договорились. Его отвезут в мою часовню, и монахини всю ночь будут бодрствовать возле него. Но сейчас ты даже касаться его не смеешь. Прояви, наконец, должное уважение. Неужели эта бедняжка мало страдала?
Сестры-мирянки с трудом подняли гроб на дроги; они прямо-таки все взмокли от усилий. Странно, подумал Лука, их ведь по крайней мере человек восемь, а то и десять в гроб вцепилось? Да и повозка довольно низкая… И ему стало ясно, что гроб действительно весит гораздо больше, чем ему полагалось бы.
Дон Лукретили тем временем крепко взял его за плечо и шепнул на ухо:
– Приходи сегодня вечером в замок. Там мы сможем его открыть, если ты так уж на этом настаиваешь. Я помогу тебе, как и обещал.
Лука не ответил; он смотрел, как Фрейзе помогает сестрам установить гроб на повозке. Сперва он просто подпирал гроб плечом, слегка его подталкивая, а потом сам взобрался в повозку и, поместившись сбоку, старался поставить гроб поровнее. В руках у него был небольшой ломик.
– Не смей этот гроб трогать! – В один миг сестра Урсула тоже взобралась на дроги и обеими руками схватила Фрейзе за запястье. – Он освящен! Наш священник сам окропил его святой водой и благословил. Не смей касаться гроба нашей покойной сестры! Над ним курили ладан, его окропили святой водой, так пусть же она, бедняжка, покоится в мире!