– Этот человек – наш враг, – сказала, обращаясь к ним, сестра Урсула, отступая от Луки и пытаясь возглавить это войско монахинь. – Он защищает аббатису, эту обманщицу, убившую нашу сестру Августу! Он позволил своему слуге взломать ее освященный гроб!
Монахини дружно повернулись к ней, но лица их оставались безучастными, словно они уже не воспринимали ее слов; однако тот шелестящий шепот, что висел над толпой, становился все громче.
– Они сделают то, что сочтут правильным, – рискнул вступить в игру Лука и, повернувшись навстречу бледнолицым монахиням, попытался привлечь их внимание к себе. – Сестры, послушайте меня. Вашу аббатису обманом изгнали не только из родного дома, но и из монастыря, а вас всех чуть не свели с ума, добавляя ягоды ядовитой белладонны в хлеб, которым вас потчевала эта женщина. Неужели вы и до сих пор настолько отравлены этим ядом, что готовы подчиниться ее воле? Или все же разум ваш прояснился? И теперь вы сами способны принять какое-то решение? Способны сами и думать, и действовать?
Ответом ему было жутковатое молчание. Лука видел, как измучены эти женщины, как тупо они на него уставились, и на мгновение ему показалось, что они и впрямь настолько отравлены, что готовы схватить его, брата Пьетро и Фрейзе и разорвать их на куски. Крепко сжав одной рукой край повозки, чтобы никто не заметил, как сильно дрожат у него руки, он решительно ткнул пальцем в сестру Урсулу и повелительным тоном произнес:
– Сойди с повозки! Я намерен отвезти тебя в Рим, и там ты ответишь перед судом за все свои преступления, совершенные как по отношению к твоим сестрам и госпоже аббатисе, так и по отношению к самому Господу нашему.
Но сестра Урсула осталась на прежнем месте, возвышаясь над ним, и вновь грозно посмотрела на монахинь, лица которых тут же послушно повернулись к ней. И тут она произнесла всего три коротких ужасных слова:
– Сестры! Убейте его!
Лука резко обернулся и выхватил из сапога свой кинжал, а Фрейзе тут же спрыгнул с повозки и встал с ним рядом. Брат Пьетро тоже приблизился к ним, но в одну секунду все трое оказались окружены плотным кольцом монахинь; от бледных, каких-то отупелых лиц этих женщин словно веяло смертным холодом. Монахини подошли ближе еще на шаг, затем еще…
– Святой Иоанн Креститель, спаси и защити нас! – прорычал Фрейзе и взмахнул своим ломиком, но монахини не дрогнули и продолжали неуклонно приближаться к повозке.
Затем одна из монахинь вдруг сорвала с головы свой апостольник и швырнула его на землю. Ее бритая голова выглядела поистине ужасно – она казалась не похожей ни на женщину, ни на мужчину и напоминала скорее некое неведомое существо среднего пола или странное безволосое животное. Рядом с нею вторая монахиня сделала то же самое, а потом все они стали срывать с себя апостольники и бросать их на землю; у некоторых волосы на голове уже успели немного отрасти, другие же были обриты налысо.
– Господи, помоги! – прошептал Лука и спросил у своих товарищей: – Что это они делают?
– Я думаю… – начал брат Пьетро.
– Предательство! – шипели монахини, точно хор жутких разъяренных фурий.
Лука в отчаянии огляделся, но никакой возможности вырваться из этого смертельного круга не было.
– Предательство! – еще громче зашипели они, но смотрели при этом вовсе не на мужчин, а куда-то поверх их голов, туда, где сестра Урсула по-прежнему стояла, вцепившись в крышку гроба. – Предательство! – вновь дружно выдохнула толпа.
– Я не предательница! – дрожащим от страха голосом воскликнула сестра Урсула. – Предатели – они, вот эти мужчины! Они – ваши враги, они заодно с теми ведьмами, которые ухитрились сбежать из каменного подвала!
Монахини, точно по команде, в каком-то жутковатом единстве покачали обритыми головами и теснее сомкнулись вокруг повозки; их жадные руки тянулись к сестре Урсуле – мимо мужчин, словно тех там и вовсе не было, – в надежде схватить ее и стащить вниз. Она испуганно переводила взгляд с одной монахини на другую, затем в отчаянии посмотрела в сторону запертых ворот, возле которых стояла, сложив руки на груди, могучая привратница. «Предательница!» – снова закричали монахини и схватили сестру Урсулу за одежду. Они пытались сорвать с нее платье и шелковые нижние юбки, они вцепились в ее дорогой кожаный ремень, на котором висели четки и золотая цепь с ключами от монастыря, и в итоге заставили ее упасть на колени.
Однако ей удалось вырваться. Она соскочила с повозки и встала рядом с Лукой, ухватившись за его плечо.
– Арестуй меня! – сказала она с неожиданной настойчивостью. – Арестуй и прямо сейчас вези меня в Рим! Я во всем признаюсь. Я твоя пленница. Только защити меня!
– Я арестовал эту женщину, и отныне она – моя пленница и находится под моим покровительством и ответственностью! – громко и внятно объявил монахиням Лука. – Она непременно предстанет перед судом и получит справедливое наказание, обещаю вам это.
Однако слова его никакого действия не возымели.
– Предательство! – продолжали шипеть монахини, и кольцо их неумолимо сжималось; казалось, ничто уже их остановить не сможет.
– Спаси меня! – пронзительно вскрикнула сестра Урсула, чуть не оглушив Луку этим криком.
Он загородил ее собой, раскинув в стороны руки, но монахини продолжали наступать.
– Фрейзе! – крикнул Лука. – Постарайся как-нибудь увести ее отсюда!
Но Фрейзе не мог сделать ни шагу – он был буквально пришпилен к стенке повозки мощной стеной женщин.
– Джорджо! – взывала сестра Урсула, умоляюще глядя на дона Лукретили. – Джорджо! Спаси меня!
Но тот, судорожно дернув головой, тоже отступил под напором этой шипящей толпы.
– Я ведь все это сделала для тебя! – снова крикнула сестра Урсула. – Ради тебя я на все была готова!
Дон Лукретили повернулся к Луке и с каменным лицом заявил:
– Я не понимаю, о чем она говорит! Понятия не имею, что она имеет в виду.
Бледные равнодушные лица монахинь придвинулись еще ближе. Лука попытался осторожно оттеснить их первые ряды, но это было все равно что сопротивляться снежной лавине. Монахини тянули жадные руки к сестре Урсуле, хватая ее за одежду.
– Нет! – крикнул Лука. – Я запрещаю вам ее касаться! Она находится под арестом. Дайте же совершиться справедливому суду!
Внезапно дон Лукретили сорвался с места и, разбрасывая монахинь во все стороны, ринулся к конюшне, а уже через минуту появился оттуда верхом на огромном боевом коне, накрытом чепраком из красной кожи; его тесным кольцом окружала вооруженная стража.
– Открывай ворота! – приказал он привратнице. – Или я тебя затопчу!
Она без лишних слов настежь распахнула ворота – монахини даже не обернулись в ту сторону, – и кавалькада быстро умчалась вверх по дороге, ведущей в замок.