Теперь, когда ее план приобрел реальные очертания и она приступила к его осуществлению, Джулия окончательно избавилась от терзающего ее страха. Правда, это вновь обретенное спокойствие подкреплялось еще одним — по непонятным причинам она была инстинктивно убеждена в том, что по крайней мере в одном Захарий Бенедикт не солгал. Он действительно не хотел причинять ей зла. А значит, не станет хладнокровно убивать ее, если она попытается убежать. Во всяком случае до тех пор, пока она не попытается остановить проезжающую машину. Но так как машин на дороге не было, а Бенедикт скорее всего бегал быстрее ее, то не было никакого смысла бежать сейчас. Это привело бы лишь к тому, что он насторожится и она просто не сможет предпринять следующую попытку. В данный момент лучше делать вид, что она готова ему помочь, и усыпить его бдительность настолько, насколько это возможно. И пусть Захарий Бенедикт — беглый преступник. Она тоже совсем не такая легковерная дурочка и трусиха, какой могла показаться ему на первый взгляд. Когда-то ей помогли выжить только ловкость и сообразительность. В то время когда он был киноидолом для всех подростков и женщин, ей приходилось лгать и воровать! И если она не будет забывать об атом, то обязательно победит в их поединке! В этом Джулия была абсолютно уверена! Или почти уверена. Главное — не терять голову. Она вновь вернулась к блокноту и начала делать какие-то дурацкие, слащавые записи по поводу своего похищения, на случай, если ему захочется прочитать то, что она написала. Закончив, она решила сама просмотреть написанное: «Захарий Бенедикт бежал из тюрьмы, где отбывал наказание по несправедливому приговору, вынесенному пристрастными присяжными. Он производит впечатление доброго, образованного, сердечного человека. Он всего лишь жертва обстоятельств. Я верю в него».
Прочитав эту ахинею, она поморщилась, подумав о том, что жанр фантастики ей не особенно удается. Поглощенная собственным творчеством, она невольно вздрогнула, когда Зак вернулся в машину. Быстро захлопнув блокнот, она засунула его в сумочку и вежливо спросила:
— Вы дозвонились?
Глядя на его сузившиеся глаза, Джулия подумала, что немного переиграла с «дружелюбием». Но ответил он совершенно спокойно и невозмутимо:
— Нет. Он там, но в комнате его нет. Попробую перезвонить через полчаса.
Пока Джулия переваривала это совершенно загадочное сообщение, Бенедикт потянулся за ее сумочкой.
— Это не более чем простая предосторожность, — сардонически ухмыльнулся он, открывая блокнот, — надеюсь, вы меня понимаете?
— Конечно, понимаю, — заверила Джулия, с трудом подавляя истерический смех при виде его отвисшей челюсти, когда он прочитал ее записи.
— Ну как? — спросила она, пытаясь придать своему лицу выражение притворного невинного любопытства. — Что вы думаете?
Закрыв блокнот, он запихнул его обратно в сумку.
— Я думаю, что если вы верите во всю эту чушь, то вас нельзя никуда отпускать без присмотра.
— Да, я очень доверчива, — поспешила подтвердить Джулия, включая зажигание и выезжая на автостраду. Если он будет считать ее наивной дурочкой, то о таком подарке судьбы она не могла даже мечтать.
Следующие полчаса они ехали в почти полном молчании, лишь изредка обмениваясь замечаниями о плохой погоде и заносах на дороге, но все это время Джулия не переставая высматривала рекламный щит, который бы помог ей осуществить задуманный план. Для этого подошел бы любой придорожный ресторан. Когда наконец Джулия увидела то, что искала, ее сердце учащенно забилось.
— Я понимаю, что вы не захотите заходить в ресторан, — сказала она, осторожно нащупывая почву для последующей просьбы, — но дело в том, что я умираю от голода. Вот указатель «Макдональдса». Мы могли бы купить там чего-нибудь и поесть в машине.
Он посмотрел на часы, и Джулия поняла, что сейчас последует отказ, а потому поспешно добавила:
— Мне обязательно нужно есть каждые три часа, потому что, — она немного поколебалась, подыскивая, чем бы объяснить столь странную необходимость, — потому что у меня гипогликемия! Если я не поем хоть что-нибудь, то начинаю чувствовать головокружение, тошноту и…
— Хорошо, мы остановимся там.
Джулия чуть не закричала от радости, когда впереди появились золотые арки «Макдональдса». Рядом с рестораном были две обширные стоянки для машин и детская площадка.
— Мы остановились как раз вовремя, — сказала она, — у меня уже начинается головокружение, и вряд ли я бы смогла вести машину дальше.
Проигнорировав скептическое выражение лица своего соседа, Джулия свернула к стоянке. Несмотря на ужасную погоду, там было несколько машин, и она увидела, что в ресторане ужинают несколько семей. Следуя за указателем, она подъехала к окошечку, через которое водители, не желающие останавливаться и заходить внутрь, получали пакетики с едой.
— Что вы будете? — спросила она у Зака. До тюрьмы Зак ни за что бы не остановился у подобной забегаловки, даже если бы умирал от голода. Но теперь при одной мысли о гамбургере и французском жарком у него начиналось активное слюновыделение. Это все свобода, подумал он, отвечая на вопрос Джулии. Благодаря свободе воздух казался чище, а еда — вкуснее. Но эта же самая свобода делала человека более настороженным и подозрительным. В безмятежной улыбке его узницы сквозило нечто такое, что ему сильно не нравилось. Она, конечно, выглядела очень искренней и дружелюбной, но уж слишком быстро произошло это превращение из запуганной заложницы в добровольного союзника.
Джулия повторила заказ в микрофон — два чизбургера, два жарких, две коки.
— С вас пять долларов девять центов, — сообщил динамик, — пожалуйста, подъезжайте к первому окошку.
Зак полез в карман за деньгами, но Джулия упрямо покачала головой и потянулась за своей сумочкой.
— На этот раз платить буду я, — сказала она, стараясь не отводить взгляда, — я угощаю и настаиваю на этом.
Немного поколебавшись, Зак все же достал руку из кармана, но его темные брови сошлись на переносице, выражая явное недоумение:
— Это очень щедро с вашей стороны.
— А я вообще такая. Все говорят, что я очень щедрая, — лепетала Джулия первое, что взбрело ей в голову, доставал десятидолларовый банкнот с завернутой в него запиской. С трудом выдерживая пристальный, нервирующий взгляд Бенедикта, она сосредоточила свое внимание на девочке-подростке, которая появилась в проеме окна. Девочке явно не терпелось поскорее уйти спать. Карточка на ее костюме сообщала, что ее зовут Тиффани.
— С вас пять долларов девять центов.