Джулия протянула банкнот, не сводя с девочки умоляющего взгляда. От этого сонного подростка с вьющимися волосами, собранными в хвостик, зависела ее жизнь. Джулии казалось, что все происходит, как в замедленной съемке. Вот девочка развернула банкнот… Небольшой кусочек белой бумаги спланировал на пол… Тиффани нагнулась и подняла его… Выпрямилась… Посмотрела на Джулию…
— Это ваше? — спросила она, протягивая записку к машине, не удосужившись прочитать, что там написано.
— Не знаю, — ответила Джулия, пытаясь все-таки заставить девочку прочитать слова, — может быть. А что там написано? — начала было она, но осеклась, едва не вскрикнув от боли и испуга. Пальцы Бенедикта железным кольцом сжались на ее руке, а в бок уперся ствол пистолета.
— Не слушай ее, Тиффани, — вкрадчиво сказал Зак, перегибаясь через Джулию и протягивая руку, — это моя записка. Я просто хотел пошутить.
Девочка мельком взглянула на записку, но было невозможно определить, успела она что-нибудь прочитать или нет.
— Возьмите, сэр, — сказала она, перегибаясь через Джулию и отдавая записку Бенедикту. Скрипя зубами от досады, Джулия наблюдала, как тот одарил девочку одной из своих фальшивых улыбок и Тиффани зарделась от удовольствия.
— Вот ваш заказ, — сказала она, отсчитав сдачу. Джулия автоматически потянулась за двумя белыми пакетами, но ее испуганное лицо и молящий взгляд продолжали упрашивать девочку, позвонить в полицию, или менеджеру, или хоть кому-нибудь! Стараясь не смотреть на Бенедикта, Джулия передала ему еду. Руки дрожали так сильно, что она чуть не выронила кока-колу.
Джулия ожидала каких-то последствий своей неудавшейся попытки к бегству, но все равно оказалась неподготовленной к той Дикой ярости, которая звучала в голосе Бенедикта:
— Маленькая кретинка! Ты что, пытаешься сделать все, чтобы тебя застрелили? Поезжай на стоянку и поставь машину так, чтобы она могла нас хорошо видеть. Она наблюдает.
Джулия послушно выполнила приказ, чувствуя, что не может глубоко вдохнуть. От страха дыхание было частым, неглубоким и неровным.
— Ешь, — продолжал приказывать Бенедикт, тыча чизбургером ей в лицо, — и улыбайся. Улыбайся, тебе говорят, а не то я за себя не отвечаю…
И снова Джулия подчинилась. Она послушно жевала, совершенно не чувствуя вкуса и изо всех сил пытаясь успокоиться, чтобы снова обрести способность думать. Просто для того, чтобы нарушить тягостную тишину, она спросила:
— М-можно м-мне взять мою к-кока-колу? Но когда она попыталась нагнуться за одним из белых пакетов, его рука со страшной силой сжала ее запястье, угрожая в любую секунду сломать хрупкие косточки.
— Вы делаете мне больно! — закричала Джулия, чувствуя, как на нее снова волной накатывает страх. Рука Бенедикта сжалась еще сильнее, и только после этого он выпустил ее кисть. Откинувшись на сиденье и закрыв глаза, Джулия потирала руку, пытаясь унять пульсирующую боль, и судорожно сглатывала невыплаканные слезы. Еще несколько мгновений назад, до того, как он намеренно причинил ей боль, она пыталась успокоить себя мыслями о том, что перед ней не жестокий, расчетливый убийца, а обычный человек, который убил свою неверную жену, ослепленный безумной ревностью. Ну почему, упрекала себя Джулия, она вдруг поверила в то, что он не способен убить заложницу или ни в чем не повинного подростка, если они поднимут тревогу?
Наверное, дело заключалось в том, что ее подвели и одурачили воспоминания — воспоминания о романтических статьях в журналах, о неисчислимых часах, проведенных в кинотеатрах с братьями и друзьями. Все они восторгались им. Он был их кумиром. Когда ей было одиннадцать лет, она не могла понять, что все в нем находят, но немного позднее поняла это очень хорошо. Захарий Бенедикт был необыкновенно красив, недосягаем, сексуален, циничен, остроумен и ни на кого не похож. А так как во время знаменитого суда Джулия была в Европе, то все грязные подробности, которые могли бы омрачить полюбившийся экранный образ, прошли мимо нее. Постыдная правда заключалась в том, что она почти поверила его словам о собственной невиновности, потому что тогда его побег обретал в ее глазах смысл. Оказавшись на свободе, он бы мог найти настоящего убийцу. И по какой-то необъяснимой причине она до сих пор не отвергала такую возможность. Вероятно, потому, что это помогало хоть немного контролировать свой страх, ничуть не уменьшая, впрочем, отчаянного желания бежать. Даже если он был невиновен в том преступлении, за которое попал в тюрьму, это отнюдь не значило, что он не станет убийцей для того, чтобы не попасть туда снова. Если он невиновен. Вероятность чего была ничтожно мала.
Нервы Джулии были на таком пределе, что она подпрыгнула, когда внезапно зашелестел пакет с кока-колой.
— Возьми, — резко бросил Бенедикт, передавая ей пакет.
По-прежнему избегая его взгляда, Джулия протянула руку и взяла пакет. Сосредоточенно глядя перед собой, она продолжала напряженно думать и поняла, что единственной возможностью выбраться из этой переделки живой, не подвергая опасности окружающих, было позволить ему уехать на ее машине, а не оставить его без средств передвижения, но с пистолетом, из которого он, возможно, начнет стрелять во всех подряд. А это значило, что ей непременно надо было выбраться из машины, причем в присутствии как можно большего количества народа. Так как ее первая попытка провалилась, то он теперь был начеку. Ждал. Внимательно наблюдал. Поэтому во второй попытке ей нельзя допустить ни малейшей ошибки. Джулия инстинктивно чувствовала, что третьего шанса ей не представится. По крайней мере больше не нужно было прикидываться дурочкой и делать вид, что она на его стороне.
— Поехали дальше, — раздался отрывистый приказ. Не говоря ни слова, Джулия включила зажигание и выехала со стоянки.
Четверть» часа спустя он приказал ей остановиться у очередной телефонной будки и пошел звонить. Кроме отрывистых распоряжений Бенедикт не произносил ни слова, и Джулия заподозрила, что он это делает сознательно. Тягостное молчание действовало на нее так сильно, как не подействовали бы никакие запугивания. На этот раз во время разговора по телефону он не спускал с нее глаз. Когда Бенедикт закончил звонить и вернулся к машине, Джулия почувствовала, что просто не в состоянии больше выдерживать молчание. С вызовом взглянув на него и кивнув в сторону телефонной будки, она язвительно спросила:
— Надеюсь, у вас плохие новости?
Зак с трудом подавил улыбку, которую у него вызвало это упрямое бунтарство. За хорошеньким личиком этой девушки скрывались отчаянная смелость и острый ум, благодаря которому она постоянно ухитрялась заставать его врасплох. Вместо того чтобы ответить, что новости очень хорошие, он лишь пожал плечами. Зак заметил, что молчание сводит ее с ума.
— Поезжай, — отрывисто приказал он, откидываясь на спинку сиденья и вытягивая ноги. Изящные пальчики судорожно сжали руль.