Тед наконец выпустил Кэтрин из своих объятий и стал неторопливо приближаться к молодому человеку. На лице его застыла неестественная улыбка.
— Так как, ты сказал, тебя зовут? — поинтересовался Брендон, когда Тед подошел почти вплотную.
— Полицейский Мэтисон, — гаркнул Тед, вырывая пистолет и защелкивая наручники на запястьях незадачливого стрелка. — А тебя?
— Брендон Барристер III, — послышался разъяренный ответ. — Мой отец — сенатор Барристер. — В этом месте голос высокопоставленного чада сорвался на фальцет. — Слышишь, Мэтисон, я предлагаю тебе небольшую сделку. Ты снимаешь с меня эти наручники, а я не рассказываю отцу, как ты сегодня с нами обошелся. Давай забудем это недоразумение раз и навсегда.
— А я тебе предлагаю другую сделку, — невозмутимо ответил Тед, разворачивая Брендона на 180 градусов и подталкивая к дому. — Ты мне говоришь, где прячешь травку, а я даю тебе прекрасную возможность провести спокойный вечерок в местной тюрьме и обещаю не возбуждать дела ни по одной из десятка статей, под которые ты подпадаешь. И учти, что каждая из них может очень сильно огорчить твоего папу-сенатора.
— Брендон, — начала умолять его одна из девушек, видя, что он продолжает артачиться, — он не шутит. Он говорит всерьез. Послушай его.
Слегка успокоившись, Тед приказал:
— Это касается и всех остальных. Сходите в дом и принесите в гостиную всю травку и прочую дрянь, которая имеется. — Повернувшись к Кэтрин, которая продолжала рассматривать его со странной полуулыбкой, Тед добавил:
— Вас это тоже касается, мисс Кахилл.
Улыбка Кэтрин потеплела, хотя голос звучал немного застенчиво:
— Мне гораздо больше нравится Кэйти.
Лунный свет заливал это юное, непостижимое существо. Тед сопротивлялся как мог, убеждая себя, что она слишком молода, богата и избалованна для него. Однако бороться с обуревавшими его чувствами становилось все труднее.
Кэтрин Кахилл стала добиваться своей цели с непреклонной решимостью, унаследованной, очевидно, от предков-первопроходцев. Не обращая ни малейшего внимания на его показную холодность, она упорно преследовала его повсюду. Она «случайно» оказывалась у дверей полицейского управления, когда он направлялся домой; она приглашала его в гости; она приходила к нему на работу, чтобы посоветоваться, какую машину лучше купить; а собираясь на обед, он встречал Кэтрин за соседним столиком. Наконец, после трех недель этих бесплодных усилий, она отважилась на последний, кардинальный шаг. Удостоверившись, что Тед на дежурстве, она позвонила в участок около десяти вечера и заявила об ограблении.
Когда Тед приехал по вызову, Кэтрин, одетая в соблазнительно облегающее белое платье, встречала его в дверях с тарелкой чего-то непонятного в одной руке и смешанным для него коктейлем в другой. Тед понял, что ограбление было не чем иным, как детской хитростью, чтобы заманить его сюда, и его натянутые нервы не выдержали. Не улучшило настроения и то, что он не мог воспользоваться тем, что она ему предлагала, как бы сильно он этого ни хотел.
— Какого черта тебе нужно от меня, Кэтрин? — резко и грубо спросил он.
— Я хочу, чтобы ты зашел в дом, присел и попробовал тот замечательный ужин, который я приготовила для тебя. — С этими словами Кэтрин знаком пригласила его в комнату, посередине которой стоял накрытый стол. Хрусталь и серебро сверкали и искрились в неровном пламени свечей.
К своему великому ужасу, Тед почувствовал, что ему действительно очень хочется остаться. Ему хотелось сидеть напротив Кэтрин за этим столом, видеть ее лицо, пить вино, охлажденное в серебряном ведерке; хотелось есть очень медленно, наслаждаясь каждым кусочком, и знать, что на десерт у него будет Кэтрин Кахилл. Ему так нестерпимо хотелось заключить ее в объятия, что мысль о невозможности этого была невыносимо мучительна. Тед заговорил с нарочитой, подчеркнутой грубостью, сознательно ударяя по самому больному месту Кэтрин — ее юности:
— Прекрати вести себя как капризный, испорченный ребенок! — резко сказал он, стараясь не обращать внимания на какое-то странное, щемящее чувство, появившееся в груди, когда она резко отшатнулась назад, как будто ее ударили. — Я не знаю, чего ты от меня хочешь и чего надеешься этим добиться, но одно мне известно совершенно точно — ты напрасно тратишь свое и мое время.
Его грубая отповедь явно смутила Кэтрин, но она не отвела взгляда. Тед невольно восхищался ее самообладанием и достоинством, с которым она отреагировала на его беспощадно резкие слова.
— Я влюбилась в тебя в первый же вечер, когда ты приехал по моему вызову, — невозмутимо сообщила она.
— Брехня! Люди не влюбляются за несколько минут! Шокированная нарочитой вульгарностью его выражений, Кэтрин все-таки сумела сохранить улыбку и настойчиво продолжала:
— И когда ты поцеловал меня, ты тоже что-то почувствовал… Что-то очень сильное, необычное и…
— То, что я почувствовал, называется одним простым словом — похоть, — перебил ее Тед. — А поэтому выкинь из головы свои девические фантазии и прекрати преследовать меня. Надеюсь, я достаточно ясно выразился? Или мне уточнить?
— Нет, — прошептала Кэтрин, покачав головой. Судя по всему, она решила отступить. — Не нужно уточнять. Все и так ясно.
Тед кивнул ей на прощание и собрался уходить, но она остановила его:
— Судя по тому, что ты сказал, я так понимаю, что это наша последняя встреча?
— Да, последняя, — коротко подтвердил Тед.
— Поцелуй меня на прощание, и тогда я поверю, что ты говорил правду. Обещаю, что больше не буду докучать тебе.
— Господи, это еще зачем? — раздраженно воскликнул Тед, но уступил ее требованиям. Или, точнее, своему собственному желанию. Притянув Кэтрин к себе, он нарочито грубо поцеловал ее в нежные губы, чувствуя, что причиняет боль. Но еще больнее было какой-то части его существа, которая корчилась в бессильном протесте против того, что он сейчас делал. Только окончательно оттолкнув Кэтрин, Тед наконец начал понимать, чего он лишался.
Поднеся руку к кровоточащим губам, она с горьким упреком посмотрела на него и сказала:
— Лжец!
После этого дверь захлопнулась у него за спиной.
В течение следующих двух недель Тед постоянно ловил себя на том, что повсюду высматривает Кэтрин. Он все время думал о ней — дома, в патрульной машине, разбирая бумаги в своем кабинете. И после того как ему ни разу не удалось увидеть ни ее саму, ни ее белую «корветту», он почувствовал себя… обманутым. Опустошенным. Наконец он решил, что ей просто наскучил Китон и она отправилась куда-нибудь, куда обычно в летнее время отправляются богатые скучающие барышни. И только на третью неделю Тед понял, насколько одержим мыслями о ней.