– Хорошо, – сказала Лорна. – Как прошла встреча с Руле?
– Ты имеешь в виду, получил ли я работу? Думаю, что да. Вэл, видимо, как раз сейчас вытаскивает его из каталажки. После этого мы все соберемся. Я уже попросил Анхеля накопать что-нибудь.
– Ты получил от них чек?
– Еще нет.
– Получи, Мик.
– Я над этим работаю.
– А как в остальном?
– Я видел только фотографии, и на первый взгляд дела плохи. Смогу сказать больше после того, как увижу, что добудет Анхель.
– А что собой представляет этот Руле?
Я понял, что она имеет в виду. Что он собой представляет как клиент? Как воспримут его присяжные, если дело дойдет до суда? Порой дела выигрываются или проигрываются в зависимости от отношения членов жюри к подсудимому.
– Производит впечатление инфантильного простака.
– Он чист?
– Никогда не бывал в казенном доме.
– А он действительно это сделал?
Она всегда задавала несущественные вопросы. Для стратегии ведения дела не имело значения, совершил ли подзащитный то, в чем его обвиняют, или нет. Важно было, какие улики и свидетельства против него имеются, а также можно ли их нейтрализовать и если да, то как. Моя работа состояла в том, чтобы затушевать эти доказательства, набросить на них серую вуаль. Серый – цвет разумного сомнения.
Но вопрос, совершал ли обвиняемый вменяемое ему преступление или не совершал, всегда интересовал Лорну.
– Кто знает, Лорна? Дело не в этом, а в том, является ли он платежеспособным клиентом. Я думаю, да.
– Что ж, дай знать, если тебе потребуется какое-нибудь… О, постой, еще кое-что!
– Что именно?
– Звонил Стикс и сказал, что должен тебе четыреста долларов, отдаст при встрече.
– Да, есть такое.
– Тебе сегодня фартит?
– Не жалуюсь.
Мы попрощались вполне дружески, и, похоже, спор по поводу Глории Дейтон был на время забыт. Вероятно, ощущение уверенности в том, что богатый клиент на крючке и деньги на подходе, смягчило досаду Лорны по поводу моей работы даром. Впрочем, я спрашивал себя, стала бы она так сильно возражать, если бы я защищал бесплатно не проститутку, а наркодилера.
Когда-то мы с Лорной состояли в недолгом и приятном браке, но быстро поняли, что зашли слишком далеко, спасаясь от депрессии после предыдущих разводов. Мы положили этому конец, остались друзьями, и она продолжала со мной работать – именно со мной, а не на меня. Единственно, когда я чувствовал себя неуютно, – когда она вдруг вновь начинала вести себя как жена, задним числом критикуя мой выбор клиента и назначенный гонорар.
Окрыленный тем, что нашел общий язык с Лорной, я позвонил в офис окружного прокурора и попросил к телефону Маргарет Макферсон, застав ее за ленчем на рабочем месте.
– Просто хотел сказать, что сожалею о сегодняшнем. Я знаю, для тебя важно было вести это дело.
– Что ж, тебе оно, пожалуй, нужнее, чем мне. Видимо, он выгодный клиент, раз Си-Си Доббс таскает за ним рулон.
Она имела в виду рулон туалетной бумаги. На высокооплачиваемых семейных адвокатов прокуроры обычно смотрят не иначе как на подтирателей задниц у богатых и знаменитых.
– Да, мне бы он сейчас очень пригодился – я имею в виду доходного клиента, а не подтирщика. Мне уже давно так не везло.
– Знаешь, не так уж тебе и повезло, не обольщайся, – прошептала она в трубку. – Несколько минут назад дело передали Теду Минтону.
– Никогда о таком не слышал.
– Это один из молодых подопечных Смитсона. Его недавно перевели из центра города, где он занимался обычными делами о хранении наркотиков. Вообще, можно сказать, не нюхал пороху, пока не перешел сюда.
Джон Смитсон был амбициозным главой ван-нуйсского отделения канцелярии окружного прокурора и являлся скорее политиком, чем прокурором. Он сделал ставку именно на это свое качество, дабы быстро занять руководящий пост. Мэгги Макферсон как раз относилась к тем, кого он обошел. Едва заняв место, Смитсон начал подбирать себе штат молодых прокуроров, которые находились на хорошем счету и проявляли к нему лояльность за предоставленный шанс.
– И что, этот парень никогда не выступал в суде? – спросил я, недоумевая, почему Мэгги назвала невезением оппонировать новичку.
– Он провел здесь несколько процессов, но всегда в качестве помощника, в подтанцовке. Дело Руле станет его первым соло. Смитсон считает, что делает ему голевую подачу.
Я представил ее сидящей в своем отсеке-кабинетике, вероятно, неподалеку от того места, где в точно таком же находился мой новый противник.
– Я что-то не улавливаю, Мэгз. Если этот парень зеленый, то почему мне не повезло?
– Потому что те, кого притаскивает Смитсон, все скроены на один лад. Напыщенные задницы. Они считают, что всегда правы и, более того… – Она еще понизила голос. – Они играют не по правилам. А о Минтоне ходит слух, что он вообще мошенничает. Будь начеку, Холлер.
– Что ж, спасибо за предупреждение.
Но она еще не закончила.
– Многие из этих новых людей просто не понимают главного. Они смотрят на работу не как на призвание, даже не как на профессию. Для них она не имеет отношения к правосудию, а просто игра – баланс забитых и пропущенных голов. Им нравится вести в счете и наблюдать, как это проталкивает их по карьерной лестнице. В сущности, все они – те же смитсоны, только моложе.
Призвание… Так она ощущала профессию, что в конечном счете стоило нам нашего брака. В теории она могла примириться, что замужем за человеком, который работает по другую сторону, но когда дело доходило до практики нашей работы… Нам еще повезло, что мы смогли продержаться восемь лет. «Как прошел день, милый?» – «О, мне удалось добиться судебной сделки, так что тот тип, убивший соседа по комнате ножом для колки льда, получил всего семь лет. А у тебя?» – «О, а я засадила на пять лет человека, укравшего стерео из машины…» Ну не стыковалось это – и все тут. Через четыре года у нас появилась дочь, и не ее вина, что мы продержались вместе так мало.
Тем не менее, я ни о чем не жалел и нежно относился к своей дочери. Она была единственным подлинным достижением в моей жизни, тем, чем я мог гордиться. Если разобраться, то истинная причина наших редких встреч (под предлогом моей занятости) заключалась в том, что я чувствовал себя недостойным. Ее мать выступала героем. Она сажала в тюрьму плохих людей. Что хорошего мог рассказать о своей работе я, когда сам давно потерял об этом представление?
– …Эй, Холлер, ты еще там?
– Да, Мэгз, я здесь. Чем ты сегодня обедаешь?
– Всего лишь восточным салатом – снизу, из кафетерия. Ничего особенного. А где ты сейчас?
– Направляюсь в центр города. Послушай, скажи Хейли, что я приеду в субботу. Я составлю план. Мы совершим что-нибудь особенное.