– Ты как был умником, Босх, умником и остался.
– Наверное. Кто же нас подслушивал в той дыре?
– Мне приказали записать наш разговор на магнитофон. Пленка должна пойти кому надо.
– Кому именно?
Линделл молчал.
– Рой, ты хоть намекни, что происходит. Досье – тощее, оттуда не много почерпнешь.
– Да, лишь выжимки. Настоящее досье в ящике стола не помещалось.
– Прошедшее время?
Рой огляделся, словно сообразив, что сидит у здания, в котором больше глаз и ушей, чем где бы то ни было до самого Чикаго. Затем посмотрел на досье, лежащее между нами.
– Не нравится мне торчать здесь. Давай прогуляемся. Где твоя машина?
Мы двинулись на стоянку. Рой начал раздражать меня, и я снова вспомнил предупреждение Киз Райдер, что моим делом заинтересовались наверху. Мы с Линделлом сели в мой "мерседес". Я бросил досье на заднее сиденье и включил зажигание.
– Куда отправимся? – спросил я.
– Куда хочешь. Мне все равно.
Я решил ехать к бульвару Уилшир и оттуда через Сан-Висенти выбраться на Брентвуд. Приятно прокатиться по этой тихой тенистой улице, где разминаются любители бега трусцой.
– У тебя правда нет заказчика? – произнес Линделл.
– Да.
– Будь осторожен, парень. Тут верхи замешаны, люди, которые...
– Которые не церемонятся? Это я уже слышал. Только никто не хочет объяснить, что это за верхи. Или как они связаны с Гесслер и с киношным ограблением четыре года назад.
– Этого я тебе не могу сказать, потому что не знаю. После твоего разговора с Нуньесом я сам сделал несколько звонков по поводу тебя. И вдруг чувствую: давят на меня, так давят, будто стены обрушились.
– Из Вашингтона давят?
– Нет, отсюда, изнутри.
– Кто давит, Рой? Хватит играть в молчанку. В чем проблема? В организованной преступности? Материал о роли Гесслер в деле по закону об организованной уголовной деятельности я прочитал. Ничего большего тебе выяснить не удалось?
– Если бы речь шла об организованной преступности! – воскликнул он.
Мы подъезжали к Сан-Висенти. В двух кварталах отсюда разыгралась самая загадочная голливудская трагедия – Мэрилин Монро умерла от передозировки снотворным.
– А о чем, Рой? Мне надоело разговаривать с самим собой.
Линделл покачал головой:
– О государственной безопасности, наивняк.
– Ты что?! Неужели кто-нибудь думает, будто нити тянутся к террористическим организациям?
– Я не знаю, кто что думает. Мне не докладывали. Мне велели записать нашу беседу и чтобы запись – на девятый этаж.
– Девятый этаж?
Перед моим внутренним взором промелькнули картины: Анджелла Бентон на полу, бронированный джип с деньгами, бандит, откинувшийся назад от моего выстрела... Ни один из них не вязался с тем, о чем говорил Линделл.
– На девятом этаже ОБРАД помещается, – пояснил он. – Ребята там крутые. Будешь переходить улицу – не затормозят.
– ОБРАД – это что?
Я понимал, что это еще одна аббревиатура, на которые так падки силовые ведомства.
– Отряды борьбы... Нет, не так... Отряды быстрого реагирования и антитеррористической деятельности.
– Должно быть, в Вашингтоне призадумались. Долго голову ломали.
– Странно, вообще-то эти отряды сводные, туда берут отовсюду.
Говоря "отовсюду", Рой имел в виду наши бесчисленные секретные службы, Центральное разведывательное управление, Агентство национальной безопасности, службу военной разведки и прочее.
Обогнавший нас мотоциклист сильно ударил рукой в перчатке по зеркалу заднего вида. Линделл даже подпрыгнул от неожиданности. Мотоциклист, не оборачиваясь, поднял указательный палец. Я сообразил, что заехал на мотоциклетную полосу, и вырулил влево.
– Эти поганцы совсем распоясались, – проворчал Линделл. – Догони-ка сукина сына, я ему вмажу.
Я газанул и обошел мотоциклиста, правда, на порядочном расстоянии, чтобы Линделл не дотянулся до него.
– И все-таки, Рой, я не совсем улавливаю. Какое отношение девятый этаж имеет к моему делу?
– Во-первых, дело не только твое. Во-вторых, не знаю. Это они задают вопросы, а не я.
– И когда же они начали их задавать?
– Сегодня. Оказалось, что история с похищением денег заложена в наш компьютер с пометкой "ЗОУД". Я звоню на девятый этаж, говорю: "Вы что, ребята, охренели?" Тут мне и всыпали по первое число.
– Понял... Значит, тебе велели разведать, что мне известно, и заблокировать мою работу. Да и еще велели записать нашу беседу, чтобы убедиться, какой ты исполнительный сотрудник.
– Да.
– Тогда зачем же ты дал мне познакомиться с досье?
Линделл молчал. Мы свернули на Прибрежный бульвар в Санта-Монику, и я остановился под скалой, нависающей над пляжем. Горизонт терялся в белесой дымке. "Чертово колесо" в Пасифик-парке замерло.
– Затем, что я был ей другом.
– Пожалуй, из досье это видно. Близким другом?
Линделл понял смысл моего вопроса.
– Близким.
– Близкий друг руководит следствием? Нет ли тут противоречия?
– О моих отношениях с ней узнали не сразу. А я бы все до последнего цента выложил, чтобы не бросать поиски, хотя они ни к чему не привели. Более трех лет миновало, а я до сих пор не знаю, что с ней случилось. И вдруг объявляешься ты...
– Значит, о том, что Марта разговаривала с Дорси насчет серии и номера одной банкноты, ничего не известно?
– Да, основной материал был заложен в ее компьютер, но компьютер тоже пропал. Кое-что осталось в столе. По инструкции мы обязаны перед уходом домой прятать все бумаги в сейф. Никто этого не делает. Народ спешит смотаться.
Что ж, я получил достаточно информации. Надо время, чтобы ее переварить. Вдобавок я лихорадочно соображал, о чем еще следует спросить Линделла. А тот продолжил:
– ОБРАД работают по принципу ЛДС, Босх, – добиться цели Любыми Доступными Средствами. Они не признают никаких ограничений и правил игры. Все правила пошли насмарку одиннадцатого сентября две тысячи первого года. Мир с тех пор сильно изменился, и ФБР тоже. До одиннадцатого сентября страна словно спала. Мы проспали войну в Афганистане. А правила менялись. Главное теперь – национальная безопасность, все остальное – потом, включая Марту Гесслер. Думаешь, девятый этаж взял себе дело потому, что озаботился судьбой одного из своих агентов? Плевать они на него хотели. У них на уме было что-то иное. А найдут они Марту Гесслер или нет – им без разницы. Но мне-то каково?