Затем…
Признаться, Татьяна его удивила.
Забыл, сколько в этом маленьком теле скрытой страсти. Как будто копилась там не одну сотню лет и вдруг вырвалась наружу мощным ядерным взрывом.
Девушка, сперва взявшая инициативу в свои руки, умудрялась быть одновременно дикой и необузданной, словно тигрица, и ласковой и нежной, будто домашняя кошечка. Вероятно, не забывала, что рядом находится «раненый».
Но это только поначалу, пока Чадову не надоела роль хрупкой фарфоровой вазы, с которой бережно сдувают мельчайшие пылинки. Он живо убедил подругу, что «антиквариат» — это не о нём сказано.
Несколько движений шиваната (из разряда тех, которым сэнсей начинал обучать мальчишек, когда им переваливало за шестнадцать), и об осторожности было забыто. К «старым» царапинам на его груди и спине добавились свежие.
Когда они наконец насытились друг другом, девушка удивила его ещё раз. На этот раз неприятно. Оказывается, с тех пор, как они не виделись, Татьяна закурила.
Сам Степан табаком не баловался. Попробовал как-то в детстве, ещё в четвёртом классе. Не понравилось. А потом начались тренировки, и зелье стало вовсе под запретом. Это притом, что сам сэнсей Голдин дымил как паровоз. Но, как известно, что позволено Юпитеру, не позволено быку.
— Не одобряешь? — заметила она его недовольство. — Понятно. А что прикажешь делать, когда нервы сдают, и хочется волком выть от тоски и одиночества?
— Всё так плохо? — заглянул ей в глаза Чадов.
— А ты думал! Сидеть сиднем в этой жопе и всё время ждать, как дура. Чего? Кого? Зачем?…
И вдруг громко разрыдалась.
— Тише, тише! — гладил её по спине журналист, пробегая ловкими пальцами по нервным окончаниям.
Всхлипы становились всё слабее и слабее, пока наконец не перешли в мерное посапывание.
Чадов ещё некоторое время лежал без сна, обдумывая сложившуюся ситуацию, однако потом и его таки сморило.
Разбудил Степана вой сирены.
Откуда сирена, зачем? Что-то случилось в Зоне, и власти предупреждают людей об опасности?
Потряс головой, прогоняя остатки сна и хмеля. Ну и задрых же он. Давно такого не случалось. Не иначе, с перепоя…
Скосив глаза, увидел, что Татьяны рядом нет. Наверное, у дочки в комнате.
Натянув плавки, подался в детскую. Нюшка спросонку такая чудная бывает. Настоящие концерты даёт, артистка. Вся в маму.
Вошёл в крохотную комнатенку, да так и застыл на пороге.
Источником звука, принятого Чадовым за сирену, была… Татьяна.
Сидя прямо на полу у пустой кроватки, она раскачивалась из стороны в сторону, словно китайский болванчик. Ветер, врывающийся в комнату через широко распахнутое окно, трепал её длинные волосы.
Подоконник и пол вокруг колыбельки были испачканы грязными пятнами следов.
Журналист опустился на пол рядом с девушкой и обнял её за хрупкие плечи. Татьяна никак не отреагировала на касание, находясь в полной прострации. Степан заметил, что правая рука певицы что-то сжимает. Осторожно расцепив девичьи пальцы, извлёк круглый стальной медальон на обрывке стальной тонкой цепочки.
Пятиконечная звезда, вписанная в окружность. Пентаграмма или пентакль — один из самых древних магических символов.
Некоторые считают, что первоначально пентаграмма появилась около четырёх тысяч лет назад в Месопотамии, вероятно, как астрономическая схема движения планеты Венера. Также вавилоняне использовали этот символ как магический талисман. Пентаграмму везде признавали защитой от демонов. Латинские и каббалистические монограммы часто выполнялись в виде пентакля-талисмана, вписанного в защитный круг.
Но эта была особого рода.
Перевёрнутая. С вписанной в неё головой козла.
Главный символ сатанизма. Пентакль Бафомета.
На протяжении веков символ Бафомета назывался множеством разных имён. Среди них: Козёл Мендеса, Козёл Тысячи Юностей, Чёрный Козёл, Козёл Иуды и т.д. Бафомет представляет собой Силы Тьмы, соединённые с репродуктивной плодовитостью козла. В своей «чистой» форме символ представлял собой перевёрнутую пентаграмму, во все пять лучей которой вписана козлиная морда. Два верхних луча пентаграммы — его рога, представляющие собой двойственную природу человека, бросают вызов небу; другие три оконечности перевёрнуты, что являет собой отрицание Троицы. Ивритские письмена, расположенные по кругу, составляют имена: Астарот, Люцифер и Вельзевул.
Чадов понял, что за руки совершили это чёрное дело…
Посиделки, похоже, затянулись на всю ночь и продолжались ранним утром.
В полупустом зале Бара вся жизнь сосредоточилась вокруг столика, за которым расположились с десяток суровых мужчин. Половина из них была уже в совершеннейшей отключке. Кое-кто заснул прямо на стуле, со стаканом в руке. Двое мирно посапывали под столом. Но остальные ещё держались бодрячками.
При виде влетевшего в Бар Чадова Стылый, покачиваясь, поднялся с места и распахнул объятия.
— А, С-степаш, прив-вет! — еле шевелил распухшим языком сталкер. — Прсаживайс-си! У нас ещё ос-сталсь чё выпить и зак-кусить. Вот, знакомсь, Ш-шиз, Бол-лид, Р-ромеро, Какт-тус… Мир-ровые п-парни, нас-стоящще сталк-керы…
— Погодь, чадо, — осадил Стылого отец Иоанн и пристально посмотрел на журналиста совершенно трезвыми глазами. — Что-то стряслось, Плясун?
— Где эти суки? — прерывающимся от ненависти голосом прошипел Чадов. — Где эти пидоры недотраханные?!
— Ты о ком? — оживился один из новых знакомцев, кажется, Шиз.
— Где «грешники»?!
— Да где ж им быть? — удивился батюшка. — Небось стучат зубами в холодной. Так ведь, хозяин?
Вопросительно глянул на Бармена. Тот пожал плечами и, подозвав одного из своих томящихся от безделья вышибал, что-то прошептал ему на ухо. Мордоворот понимающе кивнул и быстро вышел вон.
Появился он так же скоренько, как и удалился.
— Их там нет, шеф! — виновато хрюкнул верзила.
— В смысле? — не понял Бармен. — А куда же они делись? Испарились, что ли, или вознеслись? Извините, отче.
— Замок на двери сорван, — сбивчиво пояснил вышибала. — На полу валяются перерезанные верёвки…
— Вот оно как, — почесал нос отец Иоанн. — Интересно девки пляшут… Так что случилось-то, Плясун?
Чадов бросил на стол найденный в детской амулет.
— Нюшка пропала… Вместе с одеждой… На полу осталось вот это…
— Как пропала?! — заорал не своим голосом Стылый, с которого мигом улетучился хмель.
— И ты полагаешь?… — Отец Иоанн не договорил.
Степан кивнул.
— Но ведь это… ведь это… как это… — заладил Стылый. — Надо что-то делать… Надо немедленно догнать… вернуть… замочить проклятых ублюдков…