— Ша! — упёр ему указательный палец в нос Стылый. — Шершень, говоришь? Не из-за твоей ли хреновины он жизнью поплатился, а?
— Ему призрак явился! — пискнул господинчик. — Этот, как его, Сивый Мерин.
— Сам ты мерин, — огрызнулся сталкер. — Вали отсюда на х… пока я не рассердился!
— Всё, ухожу, ухожу, — поднял руки наниматель. — Но если передумаете, свяжитесь со мной, пожалуйста. Вот моя визитка.
Протянул Степану картонный прямоугольничек.
«Павел Иванович Брокин, главный менеджер», — прочёл журналист.
Дальше мелкими буквами значилась фирма, где трудился новый знакомый, а в левом уголке красовался логотип, разобрать который с нетрезвых глаз было мудрено.
— Броккен? — переспросил удивлённо, вспомнив знаменитую гору в Германии, на которой происходили шабаши ведьм в Вальпургиеву ночь.
— Брокин, — с виноватой улыбкой поправил коммерсант, растворяясь в клубах табачного дыма, коромыслом висевшего в зале.
* * *
— Не, ну не козёл ли? — возмущался Стылый, разливая по стаканам коньяк.
В ход пошла уже третья бутылка. Но шло хорошо, так отчего бы не усугубить?
— Истину глаголешь, сын мой, — важно согласился батюшка. — Типичный козёл.
— Эх, парни, — мечтательно вздохнул Степан. — Нет в вас жилки авантюризма. Ещё чуток, и он согласился бы на миллион.
— А оно нам надо? — вздел белёсые бровки отец Иоанн. — Я лично в деньгах не нуждаюсь. Мне Господь посылает по нуждам моим. А играть со Смертью… Не та ставка, в общем… Выпьем, братие!
Выпили.
— Ты что мне суёшь, гнида! — прозвенел набатом глас Бармена. — Фальшивку, сука, впарить хочешь?!
У стойки торчал давешний «чёрнобалахонник», вызвавший неприязнь у Нюшки.
— Люди добрые! — апеллировал к публике владелец Бара. — Что же это делается? За натуральные продукты и добрую выпивку со мной хотят расплатиться ненатуральным баблом!
Он потряс в воздухе синей купюрой.
«Ага, — пронеслось в мозгу Чадова. — Кажись, новый знакомый».
— Да я… — залопотал «грешник», доставая из бумажника другую купюру.
— Сколько их у тебя?! — возопил Бармен. — Ты что их, печатаешь?!
— Не кричи! — взмолился несчастный.
— Ещё чего! — набычился хозяин. — Я в собственном заведении не волен делать, что хочу?! А этого не хотел?
Сунул под нос «грешнику» кукиш, а потом недолго думая изо всех сил треснул его кулаком по лбу.
«Чёрнобалахонник» отлетел на несколько метров и приземлился прямо на столе, за которым сидели Степан с компанией. Жалобно зазвенела бутылка, падая на пол и обдавая брызгами благородной влаги обувку собутыльников.
— Ты чё, гондон штопаный?! — рявкнул Стылый раненным зверем. — Да я тебя сейчас в порошок сотру!
Однако «грешник» не растерялся.
Схватив с пола бутылку, он со всей дури обрушил её на голову поднимающегося из-за стола сталкера. Тот так и сполз со стула, распростёршись у ног сотрапезников.
Подобной наглости спускать было нельзя.
Отец Иоанн, закатав длинные рукава своего облачения, стал в боевую стойку.
— Ого! — оценил Степан. — Вы и восточными единоборствами владеете, отче?
— Айкидо коку ренмей, — скромно уточнил батюшка. — А ты, чадо, чем владеешь?
— Шиванат, — ответил Плясун, снимая куртку и сосредоточиваясь.
— У Голдина учился? — уважительно поцокал языком Опрокидин. — Как же, как же, слыхал. И даже лично общался на одном из конвентов. Кажись, на «Росконе».
Между тем рядом с задирой появились и прочие его приятели-«грешники». Стряхнули с плеч балахоны, чтобы те не мешали.
Степан оценивающе разглядывал противника.
Первый, зачинщик свары, был кукольным красавчиком чуть старше двадцати. По своим физическим данным он явно не тянул на лихого бойца. Хлипковат, стать не та. В рукопашном бою ему надеяться не на что. С одного удара свалят.
Зато остальные четверо уж точно не были слабаками. Один — низенький и рыжий крепыш-мордоворот с пудовыми кулаками. Второй — с чёрной повязкой на правом глазу и странной прической — выкрашенные в голубой цвет волосы с помощью какого-то мусса были собраны во множество торчащих кверху косичек, от чего парень напоминал ежа. Третий — длинный, под два метра, с волосами, собранными в хвост. Глаза четвёртого прикрывали чёрные изящные очки, гармонирующие с тёмной тканью костюма («модник», прозвал его про себя Чадов). Все по возрасту были едва ли намного старше заводилы. Двадцать три — двадцать пять.
Привлечённые шумом, вокруг стали собираться посетители Бара. В том числе и здешние вышибалы.
— Помочь, батюшка? — спросил один из них, выразительно постукивая по ладони увесистой бейсбольной битой.
— Сами справимся, чадо, — плотоядно ощерился отец Иоанн и, вытянув палец, обвёл по кругу зрителей. — Не вздумайте вмешиваться. Это наш бой!
Повернулся к журналисту:
— Как, Плясун, сдюжим?
— Должны, — пожал плечами парень.
— Чё ты там шепчешь?! — вскинулся предводитель пятёрки. Красавчик явно чувствовал свою силу и искал драки. При более чем двойном численном перевесе это было нетрудно.
М-да, подумал Чадов, а ребята ушлые. Совсем не подарок к Восьмому марта, как любил говорить сэнсей Голдин. Вон как красиво заходят с двух сторон, медленно и уверенно. Ну, ничего, мы тоже не сахар. Лишь бы святой отец не подкачал.
— Чё зенки пялишь?! — взвизгнул красавчик.
— Не цепляйся к нему, Паук, — с ленцой обронил «модник». — Не видишь, парень ни при чём. Приезжий, да? Зачем ему в наши дела лезть?
Чёрные очки блеснули в сторону Чадова.
Однако «херувимчик» заводился сильнее и сильнее.
В подобных ситуациях разговаривать нельзя. Голдин всегда учил: «Сначала ударь, а потом говори» или «Лучше один удар, чем двадцать слов». В принципе такой подход зачастую создавал проблемы с уголовным кодексом, но здоровье сохранял, а это главное.
Батюшка и Чадов сорвались вперёд практически одновременно. Каждый к своей цели.
На долю Степана пришлись модник в очках и верзила. На пути отца Иоанна стояли голубоволосый и крепыш.
Журналист преодолел отделявшее его от противников расстояние за долю секунды. «Модник» оказался тёртым калачом и совсем не растерялся, а сам рванулся навстречу, выбросив далеко вперёд правую руку с тускло блеснувшим лезвием ножа. Удар его был очень резким, но что такое этот его удар после стольких лет тяжелейших тренировок? На тренировках били гораздо быстрее.
Степан даже не успел сообразить, что произошло, рефлексы сработали мгновенно. Резкий рывок вправо и удар ребром левой ладони по сонной артерии противника произошли практически одновременно. Беспомощно звякнул по полу покатившийся нож. «Модник» всё ещё падал вперёд бревном, медленно, как в кино, а журналист, не снижая скорости, разрядил левую ногу прямо в пах верзиле. Бить в пах надо как по футбольному мячу, говорил сэнсей.