– А, это вы, Евгений. Ну что же, раз пришли, полюбуйтесь.
– Как это вы его? Клонировали уменьшенную копию, что ли?
– Да нет, – ответил Добродеев, – это я его уменьшил. Очень просто: магия.
– М-магия?
– Ну да. Я же говорил, что чем больше мы будем нарушать пространственно-временной континуум, тем больше высвобождается иррациональных, слабо доступных уму и воображению сил. Я, как представитель расы инферналов, получил возможность воспользоваться некоторыми из этих сил, каковые были бы для меня недоступны, если бы не машина времени. Я– воздействовал на нашего клона, и он уменьшился. В просторечии это, кажется, именуется колдовством.
– Но… а зачем уменьшил?
Тут очнулась Сильвия. Она глянула на Афанасьева и произнесла с некоторой досадой:
– А ты как думал? Что, мы будем шляться в петровском времени в компании точной копии царя, которая к тому же заявит свои права на престол? Такую двухметровую [16] орясину быстро заприметят те, кому надо. Доложат: дескать, самозванец объявился. Ну и тебе, Женя, придется тогда освежить знакомство с милейшим дядюшкой Федором Юрьевичем и его палачом по прозвищу Матроскин.
– М-м-м… да, верно, – сказал Евгений. – Понятно. А ты что, его напоила, что ли?
– Конечно, – сказала она, – пока он еще в натуральную величину был. Я же его запрограммировала уже, он – царь. Точнее, ощущает себя царем. А то он с ума сойдет, когда увидит, что все вокруг стали великанами. Хотя не знаю – у Петра Алексеевича пытливый ум, и он всегда любил попадать в нестандартные ситуации и даже сознательно себя в них ставил. Сейчас он пригоден для отправки. Все нужные базы данных я ему заложила. Так что марионетка готова. Осталось доставить и… м-м-м… подменить.
И она взглянула на советника Добродеева. Тот был мрачен: резкий переход от безудержной веселости к сосредоточенной углубленности в себя был сочен и контрастен. Помолчав, он произнес, не поднимая глаз:
– Боюсь, что, если миссия все-таки удастся, последствия будут совершенно непредсказуемыми.
Этот дурак Нэви и его истеричная жена сами не понимают, что творят. Хорошо еще, что удалось добиться того, чтобы меня утвердили куратором в обход Глэбба и особенно министра обороны, этого придурка генерала Бишопа. Он-то ни хрена не понимает! Ему что Россия рубежа семнадцатого – восемнадцатого веков, что Ирак двадцать первого века… все равно! С Ираком они почти двадцать лет возились, что же будет с бедной нашей страной, если в ее историю влезет жирная рука генерала Бишопа? Этого нельзя допустить. Нужно представить все доказательства того, что царь Петр теперь примерный демократ и контролируется американской администрацией. Как это сделать, пока что не знаю, но мы это обсудим перед отправлением…
Маленький царек Петрик Первенький, спящий на столе, всхрапнул и перевернулся на другой бок. Афанасьев с трудом оторвал от него взгляд и спросил:
– Ну хорошо… А как же мы его увеличим… уже там, в России? Или… или вы отправитесь вместе с нами, Астарот Вельзевулович?
– Я дам все инструкции Сильвии, – коротко ответил Добродеев, взглянул на часы и добавил: – Завтра до тринадцати тридцати.
– А что у нас завтра в тринадцать тридцать?
– Завтра в это время вы отправляетесь в 1703 год.
2
Астарот Вельзевулович Добродеев с чрезвычайно осмысленным видом размеренно чесал в своем лысеющем затылке. Только что он отправил в Пере-мещение-2 участников злосчастной миссии «Демократизатор-2020» (дубль два): Афанасьева, Сильвию фон Каучук, Ковалева, временно переквалифицировавшегося из банкиров и меценатов в смутьяны и авантюристы (последним, собственно, он никогда быть и не переставал); еще один самый замечательный член группы сидел в кармане у Сильвии фон Каучук в особом футлярчике и водил дружбу с Ивашкою Хмельницким. Ивашку тоже уменьшили: теперь он представлял собой флягу размером со сплющенный наперсток. «Наперсток» содержал в себе водку, нормальную, сорокаградусную, а не слабенькую петровских времен. К Петрику привыкли и уже фамильярно именовали его «Первеньким» и «мин херчиком». Пьяный мини-клон государя был благодушен и на панибратство реагировал забористой, хоть и добродушной, бранью, которая, будучи произнесена писклявым голоском малютки, была смешна до чрезвычайности.
Отправив миссию, Добродеев сообшил об этом лично президенту Нэви Бушу и его заботливой супруге, а потом уселся в кресло и задумался. Уходить из лаборатории он никуда не собирался, потому что возвращение миссии ожидалось минут через пятнадцать. Это там, в ином времени, могло пройти несколько месяцев, а здесь все измерялось минутами, поэтому ожидание не могло надолго затянуться.
«Не знаю, как пойдет дальше, но если и на этот раз ребята наживут проблемы вроде тех, которые возникли в первом… гм… путешествии, то дурацкий Бишоп возьмет да и двинет против Петра отряд морских пехотинцев, которые у него как затычка в каждой бочке. Боюсь, что последствия не возьмется предугадать никто. Ох, допрыгаемся, ох, скатимся под откос! Старина Лориер, он же Люцифер, ждет не дождется, пока мы начнем глупить! Где-то, где-то затаился старый бродяга дион, который уже было почти стал властелином мира, как это именуется в американских мистических боевиках».
– М-да, – наконец сказал Астарот Вельзевулович, – по всей видимости, нас ждет веселое прошлое и еще более веселое будущее. Бедняга президент сам не знает, какую яму он роет. Нисколько не удивлюсь, если генерал Бишоп, случись какая неудача и во втором дубле миссии, двинет, скажем, под Полтаву отряд веселых морских пехотинцев. Представляю, что такое учинится под Полтавою! Все забавы молодого короля Карла Двенадцатого и русского царя, носящего порядковый номер один, покажутся детским лепетом!.. Да уж! Это тебе не «Фауст» Гете! Кстати, о Гете: старый Иоганн Вольфганг был завзятый клеветник! В суд на него подать, что ли? Вывел нас, инферналов, коварными провокаторами. И что это за манера у Мефистофеля – превращаться в черного пуделя?
Литературному отступлению в исполнении Астарота Вельзевуловича не дано было развернуться. Он только хотел ввернуть фразу про то, что Гете был еще тот тип и, будучи восьмидесятидвухлетним стариканом, женился на восемнадцатилетней девушке, но тут блеснула вспышка, выстелились рваные хлопья зеленоватого фосфоресцирующего тумана, туман вспух, разрастаясь в объеме, и из его чрева вынырнули характерные очертания системы «Опрокинутое небо». Астарот Вельзевулович увидел мрачную Сильвию, бледного Афанасьева, банкира Ковалева в рваном кафтане, сползшем набок парике и с огромным синяком под глазом. С ними был четвертый, бывший чучельник и бывший начальник охраны банка «Вега-кредит» Ковбасюк. Но какой это был Ковбасюк!.. Раздобревший, верно, вдвое против своих прежних размеров, с круглой наглой физиономией и маслеными глазами, почти совершенно скрывшимися в складках жира! Аи да Ковбасюк! Не пропал в петровской России, голодной и необустроенной! Верно, нашел себе сытный прикорм и оттого поплыл, разжирел и сделался похожим на известного в прошлом российского актера Вячеслава Невинного. Из всех появившихся товарищей он выглядел наиболее довольным жизнью, хотя именно за его судьбу было больше всего беспокойства. Ведь в тот момент, когда Афанасьев и Сильвия сбежали из застенка, он находился в весьма незавидном положении, проще говоря, висел на дыбе под кнутом милейшего ката Матроскина. А теперь – и не узнать. Верно, прежняя, дионская, сущность начала переть наружу по причинам, уже обрисованным советником Добродеевым чуть выше.