— Послушай, я не говорю, что ты сделал что-то не так. Когда вы взяли Харриса, ты поехал к ним и рассказал, что и как?
— Разумеется. Есть стандартная процедура...
— Согласен. Они, наверное, спрашивали, кто он такой, откуда и чем занимается?
— Думаю, что так все и было.
Босх свернул на авеню Вудро Вильсон. Петляющая дорога привела к дому.
— Смотрится неплохо, а? — заметил Шихан.
Босх завел машину под навес, но выходить не спешил.
— Ты говорил Кинкейду или Рихтеру, где живет Харрис?
Шихан настороженно посмотрел на него:
— Что ты хочешь мне сказать?
— Я спрашиваю. Ты говорил им, где живет Харрис?
— Может быть. Не помню.
Выйдя из машины, Босх направился к боковой двери, которая вела в кухню. Шихан, забрав с заднего сиденья сумку, последовал за ним.
— Поговори со мной, Иеронимус.
Босх открыл дверь.
— Думаю, ты допустил ошибку.
Он вошел в кухню.
— Поговори со мной, Иеронимус.
Они прошли в комнату для гостей. Шихан бросил сумку на кровать. Выйдя в холл, Босх показал ванную и направился в гостиную. Шихан выжидающе молчал.
— Ручка в туалете сломана, — не глядя на друга, сказал Босх. — Будешь смывать, придерживай. — Он поднял голову. — Мы можем объяснить, как в комнате девочки оказались отпечатки Харриса. Он не похищал Стейси Кинкейд. Похищения вообще не было. Это Кинкейд убил падчерицу. Сначала насиловал, потом убил. Ему повезло, что отпечатки указали вам на Харриса. Мы думаем, что кто-то из них, он или Рихтер, отвез тело девочки на стоянку к дому Харриса. Его адрес они узнали от тебя. Так что думай, Фрэнсис. Мне не нужны «может быть» или «не помню». Я должен знать, кто дал им адрес Харриса.
Шихан растерянно огляделся и опустил голову.
— Так ты хочешь сказать, что мы дали промашку с Харрисом...
— Да, приятель, вы не желали ничего замечать. Нашли отпечатки и перестали замечать все остальное.
Шихан медленно кивнул.
— Ошибки бывают у всех, Фрэнки. Садись и подумай над тем, о чем я спросил. Мне нужно знать, когда ты рассказал Кинкейду о Харрисе. Я скоро вернусь.
Оставив Шихана в гостиной, Босх прошел в свою спальню. Все выглядело как обычно. Он открыл дверцу встроенного шкафа. Одежда Элеонор исчезла. Туфли тоже. На полу лежал маленький сетчатый комочек, перевязанный голубой лентой. Босх наклонился, поднял его и развернул. Пригоршня рисовых зернышек. В лас-вегасской часовне такие узелки раздавали перед брачной церемонией — бросать в счастливых молодоженов. Элеонор сохранила свой на память. Но почему она оставила его здесь? Намеренно? Или просто выбросила за ненужностью?
Он положил узелок в карман и погасил свет.
Когда Босх, оставив Шихана дома, вернулся в участок, Эдгар и Райдер смотрели телевизор, который снова выкатили из кабинета лейтенанта. На него они едва взглянули.
— Что там? — спросил Босх.
— Похоже, кое-кому не очень понравилось, что Шихана выпустили, — сказал Эдгар.
— Грабежи и поджоги. Но только спорадические. Совсем не то, что в прошлый раз. — Райдер отвела глаза от экрана. — Думаю, главное — пережить сегодняшнюю ночь. Патрулей на улицах хватает, и разгуляться они никому не дадут.
Босх кивнул и, остановившись, несколько секунд смотрел на экран. Пожарные, вооружившись трехдюймовыми шлангами, без особого энтузиазма поливали прорывавшиеся из-под крыши торгового центра языки пламени. Спасать что-то было уже поздно, и складывалось впечатление, что пожарные просто позируют перед телекамерами.
— Перепланировка, — сказал Эдгар. — Избавим город от всех торговых центров.
— Проблема в том, что, как от них ни избавляйся, меньше не станет, — посетовала Райдер.
— Ну, по крайней мере теперешние смотрятся получше прежних. Настоящая проблема — магазины, торгующие спиртным. Это с них все начинается. Поставить перед каждым по полудюжине копов, и никаких беспорядков не будет.
— Что у нас с ордерами? — спросил Босх.
— Все готово, — ответила Райдер. — Осталось только отнести на подпись судье.
— К кому думаете обратиться?
— К Терри Бейкер. Я ей уже звонила, и она сказала, что будет на месте.
— Хорошо. Давайте проверим еще раз.
Эдгар остался смотреть телевизор, а Райдер поднялась и отошла к столу, на котором лежала аккуратная стопка ордеров. Она передала их Босху.
— У нас здесь два дома, все автомобили, все офисы. На Рихтера тоже — машина, на которой он ездил прошлым летом, и квартира. Полный комплект.
Каждое постановление представляло собой несколько сколотых вместе страниц. Первые две, как хорошо знал Босх, всегда содержали стандартный набор юридических формул. Он быстро просмотрел документы. Напарники поработали хорошо, хотя Босх знал — занималась ордерами в основном Райдер. В том, что касается юриспруденции, она была на голову выше мужчин их группы. Райдер знала все юридические тонкости, умела пользоваться хитроумными фразами, ловко выбирала из груды фактов те, которые производили нужное впечатление на судью.
Указывая на то, что обнаруженные в ходе следствия факты дают основание предполагать соучастие в преступлении двух человек, а также принимая во внимание характер отношений между Сэмом Кинкейдом, работодателем, и Д.С. Рихтером, подчиненным, Райдер просила разрешения произвести обыск всех автотранспортных средств, доступных для использования вышеуказанными гражданами в период, относящийся ко времени совершения преступления.
Прочитав формулировку, Босх покачал головой. Рискованный ход, но должен сработать. Фраза «доступных для использования» позволяла бы им в случае успеха проверить все машины на всех стоянках автомобильного короля.
— Хорошо, — сказал Босх, закончив читать и возвращая бумаги Райдер. — Давайте подпишем их сегодня, чтобы завтра с утра никого не ждать.
Ордер на обыск действителен в течение двадцати четырех часов после подписания его судьей, но в большинстве случаев срок действия можно продлить еще на столько же — достаточно позвонить тому же судье.
— Что с Рихтером? На него что-нибудь есть?
— Мало, — ответил Эдгар. Очередь дошла до него, и он наконец поднялся, выключил телевизор и подошел к столу. — В восемьдесят первом Рихтера отчислили из академии, и он подался в школу для частных сыщиков, каких полно в Долине. Лицензию получил в восемьдесят четвертом. После этого, вероятно, сразу поступил на работу в семью Кинкейдов. И поднялся на самый верх.
— Почему его отчислили?