— Я жду встреч с вами… может быть, больше, чем вы предполагаете, — тихо произнес он. Сара отвела взгляд, не зная, что ответить. — Может быть, нам обоим повезло, что мы здесь, — нежно сказал он. — Своего рода рок… Высшее предназначение. Эта война была бы для меня еще хуже, если бы вас не было здесь, со мной, Сара. — По правде говоря, он не был так счастлив много лет, и единственное, что пугало его — это предстоящая разлука с ней. Он должен будет однажды уехать, а она вернется к Вильяму, не зная, какие чувства он испытывает к ней и что она значит для него. — Спасибо, — сказал он, и ему хотелось протянуть руку и коснуться ее лица, волос, ее рук… но он не решился.
— Увидимся завтра, — тихо произнесла она. Но на следующий день он наблюдал за коттеджем из окна и беспокоился, почему Сара не выходит.
Ему хотелось узнать, как она себя чувствует, но он дождался темноты, прежде чем направиться к ее дому. Везде горел свет, в окне кухни он увидел Эмануэль. Иоахим постучал в одно из окон, и девушка, нахмурившись, подошла к двери с Филиппом на руках, мальчик капризничал.
— Ее светлость больна? — справился он по-французски, она покачала головой.
Поколебавшись, Эмануэль все же решила сказать Иоахиму. Она понимала, что, несмотря на ее отношения к нему и немцам вообще, Саре он нравился. Эмануэль никогда не сомневалась в этом. Между ними существовало странное, на ее взгляд, взаимное уважение.
— Она рожает. — Но было что-то в ее глазах, едва заметная тень страха, которую он скорее почувствовал, чем увидел, и он вспомнил то, что Сара рассказывала ему о первых родах.
— Все идет хорошо? — спросил он, пытаясь заглянуть девушке в глаза. Эмануэль, поколебавшись, кивнула, и он почувствовал облегчение, потому что все его медсестры и оба доктора уехали на конференцию в Париж. В санатории сейчас не было тяжело раненных солдат, за больными ухаживали только дневальные. — Вы уверены, что все в порядке? — повторил он свой вопрос.
— Да, уверена, — отрезала она. — Я недавно заходила к мадам.
Он просил передать Саре его наилучшие пожелания и через минуту ушел, думая о ней, о боли, которую она испытывает, и о малыше, который вот-вот родится, и сожалея, что этот ребенок не его.
Он вернулся в кабинет Вильяма и долго сидел, глядя на ее фотографию, найденную им здесь. Фотография была сделана в Вайтфилде, Сара смеялась над чем-то, что сказал Вильям, стоя рядом с ней. Они были красивой парой, и он отложил фотографию и налил себе немного бренди. Он убрал стакан, когда один из дневальных зашел к нему.
— Вас хотят видеть.
Было одиннадцать часов, и он собирался лечь спать, но вышел и был удивлен, увидев стоящую в прихожей Эмануэль.
— Что-нибудь случилось? — забеспокоился он.
И Эмануэль, размахивая руками, взволнованно заговорила:
— Снова все идет не так, как надо. Ребенок никак не родится. Прошлый раз… мсье герцог сделал все… он кричал на нее… это заняло несколько часов… я давила на нее… и в конце концов ему пришлось повернуть ребенка…
Он выругал себя за то, что не оставил здесь доктора. Он знал, что в прошлый раз у нее были трудные роды, и даже не подумал об этом, когда они уезжали в Париж. Иоахим схватил свой френч и вышел из замка следом за Эмануэль. Он никогда не принимал детей, но здесь не было совершенно никого, кто бы мог им помочь. Он знал, что и в городе не осталось ни одного врача. Когда они подошли к коттеджу, все огни по-прежнему были зажжены. Поднявшись вверх по лестнице, он увидел, что маленький Филипп спал в своей постели в соседней комнате. Взглянув на Сару, он тотчас понял, что имела в виду Эмануэль. Она была совершенно измучена невыносимыми болями. Французская девочка сказала, что роды начались рано утром, с тех пор прошло уже шестнадцать часов.
— Сара, — нежно позвал он, садясь рядом с ней на единственный стул, который находился в комнате, — это Иоахим. Я прошу прощения за то, что пришел, но сейчас больше никого нет, — вежливо извинился он, и она кивнула, поняв, что он здесь, и, кажется, она не возражала. Она вцепилась в его руку, так как снова началась схватка и длилась бесконечно долго, Сара снова закричала.
— Ужасно… хуже, чем в прошлый раз… Я не могу… Вильям…
— Нет, вы можете. Я пришел, чтобы помочь вам. — Он говорил удивительно спокойно. Эмануэль вышла из комнаты за чистыми полотенцами. — Ребенок совсем не выходит? — спросил он, глядя на нее.
— Я не думаю… я… — Теперь она вцепилась в обе его руки. — О Боже… ох, я… простите… Иоахим! Не оставляйте меня.
Она в первый раз назвала его по имени, хотя он часто называл ее Сарой, ему захотелось обнять ее и сказать, как он любит ее.
— Сара, пожалуйста… Вы должны помочь мне… все будет хорошо.
Он объяснил Эмануэль, как обхватить ее ноги, а сам держал Сару за плечи, когда начинались схватки, чтобы ей легче было тужиться. Сначала она вырывалась, но его голос звучал спокойно и твердо, казалось, он знал, что делает. Спустя около часа появилась головка ребенка, на этот раз крови было гораздо меньше. И этот ребенок оказался очень крупным, потребуется немало времени, чтобы вытолкнуть его. Но Иоахим решил остаться и помогать столько, сколько будет необходимо. Уже почти рассвело, когда наконец вышла головка и появилось сморщенное личико. Но ребенок не дышал, и в комнате воцарилась тишина. Эмануэль взглянула на него с беспокойством, удивляясь, что бы это могло значить. А Иоахим посмотрел на ребенка, затем быстро повернулся к Саре.
— Сара, вы должны потужиться как следует, — настойчиво сказал он, бросая взгляды на синеватое лицо ребенка. — Давайте… теперь, Сара, тужьтесь! — скомандовал он. И на этот раз сделал то, что раньше делала Эмануэль, — нажал на ее живот, чтобы помочь ей. И мало-помалу ребенок вышел и теперь безжизненно лежал на постели между ее ног.
Сара взглянула на него и в отчаянии вскрикнула.
— Он мертв! Боже мой, ребенок мертв! — закричала она.
Иоахим взял ребенка, все еще связанного с матерью, на руки. Это была девочка, но она не подавала признаков жизни. Он помассировал ей спину, похлопал ее. Потом, держа за ноги, перевернул головой вниз и потряс. И когда он сделал это, огромный комок слизи вылетел из ее рта. Малышка судорожно вздохнула, закричала и продолжала кричать громче, чем те дети, которых он слышал до сих пор. Она была вся в крови, и он заплакал так же, как Сара и Эмануэль, испытывая облегчение и думая, как прекрасна жизнь. Затем он перерезал пуповину и, нежно улыбаясь, отдал ребенка Саре. Он не мог бы любить Сару сильнее, даже если бы был отцом ребенка.
— Ваша дочь, — сказал он и осторожно положил ребенка, завернутого в чистую простынку, рядом с Сарой. Потом пошел помыть руки и по возможности привести в порядок рубашку. Немного погодя он вернулся к постели Сары.
Она протянула ему руку и, взяв его руку в свою, поцеловала ее.