Наташка, от нечего делать читавшая на работе все подряд, однажды огорошила подругу ценной мыслью, почерпнутой в очередной умной книжке:
– Твоя мама вампир!
– Очень смешно. – Галя не любила, когда маму обсуждал кто-то, кроме нее. Все-таки это была ее мама, а родителей не выбирают.
– Кроме шуток – она энергетический вампир, понимаешь? – округлила глаза Наталья, потрясая у Гали перед носом тощенькой книжечкой.
– Понимаю, отвяжись.
– Не отвяжусь. Ты чувствуешь после общения с ней головную боль, слабость, вялость?
– Я это все и после работы чувствую, у меня что, там тоже вампиры летают?
– Дети – самые сильные вампиры. А твоя мама досасывает то, что не съели дети.
В сочетании с вытаращенными глазами Натальи это заявление звучало более чем комично. Галочка не выдержала и расхохоталась:
– Тебе вредно читать. Как теперь жить-то будешь? Кругом сплошные вампиры!
– Я научусь их отсекать.
– Ну-ну.
У Галины имелось свое, земное объяснение энергетического вампиризма: в школе ее постоянно изводили придирками старшие коллеги, а дети невероятно громко орали на переменах, наверстывая упущенное, от чего закладывало уши и тупо молотило в висках. Она уставала от работы, как любой другой служащий. А мама действовала по принципу: сделал гадость – сердцу радость. Ей тоже нужна была разрядка. На службе на нее не обращали внимания, поэтому дома можно было выговориться и самоутвердиться. Слушая ее, Галочка расстраивалась не потому, что мама что-то там из нее тянула, а что частично Светлана Николаевна была права. Факты – вещь печальная, и какую бы базу мама ни подводила под свои измышления, спорить с тем, что Галочка являлась неудачницей, не получалось. Жизнь всякий раз доказывала обратное – к маминому удовольствию и Галининому разочарованию. И голова у нее болела от мыслей, пчелиным роем бившихся в сознании: Галина металась в поисках выхода из лабиринта неудач, а Светлана Николаевна всего лишь выполняла роль громкоговорителя, публично оповещавшего дочь об очередном тупике. Иногда слова ранят больнее, чем сами неудачи. Они звучат как приговор, растаптывая последнюю надежду и констатируя наступление финала. Мама не была злой, она просто любила быть правой. Она радовалась не Галиным ошибкам и падениям, а своей способности их предвидеть. У каждого в жизни свои радости. Но Гале тоже хотелось чему-то порадоваться. В конце концов, она уже давно стояла в очереди на это право…
– Перед соседями стыдно! – ударило в спину обычное мамино напутствие. Ей всегда было стыдно за Галю, будто дочь была щенком, писавшимся в лифте, или алкашом, выступавшим по ночам с дворовыми концертами. Иногда маму было жаль: жизнь не удалась, карьера тоже, но чувство жалости оказывалось слабым и кратким. Оно не успевало окрепнуть, поскольку перерывы между атаками Светланы Николаевны не позволяли распрямиться этому слабому ростку, всякий раз наезжая на него гусеницами танков и тяжелой артиллерией.
Галочка сбежала по ступенькам и вышла во двор. Пронзительно-голубое небо упало на нее, затопив прозрачным и невесомым ощущением счастья. Ласково шуршала метлой дворничиха, на проспекте гудели машины, первые пассажиры уже торопились к остановке. Хотелось смеяться, петь и плакать одновременно.
– Я невеста, невеста, – прошептала Галя, пробуя на вкус изящное и праздничное слово.
Оно распирало ее как воздушный шарик и маленькой короной нахлобучивалось на голову. Галочка чувствовала себя бабочкой, вылупившейся из кокона. Женя еще не приехал. Но ее даже не огорчила мысль, что он вытащил ее в такую рань, а сам… Вчера она испугалась бы и начала метаться, соображая, как лучше поступить: спрятаться в подъезде и выйти позже, кокетливо изображая опоздание, или бежать на проспект в надежде, что он ждет ее где-то там.
– Что? Нету его? – Мамин голос спланировал вороньим криком. В нем полыхало удовлетворение.
Голубое небо раскололось в мелкую крошку и осыпалось к Галочкиным ногам. Она еще пыталась удержать хорошее настроение, но боязнь, что мама может продолжить общение, перевесившись через подоконник и в очередной раз порадовав соседей подробностями личной жизни дочери, чудовищно гипертрофированными и по большей части надуманными, заставила ее быстро и по-деловому двинуться в сторону остановки.
– Широко шагаешь – штаны порвешь! – рявкнула мама. Больше она ничего сделать не могла.
Жених Светлане Николаевне абсолютно не нравился. Внешне он напоминал тощего таракана и выглядел как-то ненадежно. Конечно, Галя тоже не отличалась особыми внешними данными, но Светлана Николаевна заслуживала лучшего зятя, чем приведенный задохлик. Дочь своими руками гробила будущее: хлипкий, наверняка болезненный мужик, деревенская мама с кучей родни, которая теперь, как мухи на мед, потянется в город, сомнительный бизнес на трусах, убогая машина, на которой нельзя поехать в гости к Тате на дачу. Все в нем не так. А Галя, очумевшая от избытка женского тепла и ласки, кинулась на первого встречного. Разумеется, дочь слишком долго ждала у моря погоды, вместо того чтобы вместе с Натальей искать мужа, но раз уж столько времени терпела, то можно было бы теперь и повыбирать! У этого Жени даже имя не мужицкое. Как Светлана Николаевна ни анализировала, как ни крутила в голове предложенную в зятья кандидатуру, ничего хорошего в нем не находилось. Он напоминал фруктовый компот без ягод: жидкий и невкусный. Она попыталась посмотреть на него с позиций Таты и поняла, что вряд ли заклятой подруге можно доставить большее удовольствие, чем свадьба Гали с сельским чурбаном, без намека на воспитание, манеры и состоятельность. Даже не с чурбаном, а с каким-то кривым сучком, который, как яблоня-дичок, никогда не принесет нормальных плодов. В общем, дочь жаль. Себя еще жальче.
– Галина, ты куда? – Женя бибикнул, заставив Галю подпрыгнуть от неожиданности. Она шла, ускоряя шаг и норовя убежать как можно дальше, выйдя из маминого поля зрения.
Галочка обернулась и непроизвольно огляделась: хотелось, чтобы хоть кто-нибудь увидел, как она садится в машину к кавалеру. Нарочито медленно и с достоинством Галя заняла пассажирское место, благополучно прищемив подол дверцей и дежурно отломав прикрепленную на соплях ручку.
– Не стучи дверцей, там замок слабый, – терпеливо повторил Женя. Он говорил это из раза в раз, а Галя забывала и шандарахала так, что пешеходы невольно приседали, а с лобового стекла отваливался скелетик на присоске.
Повинуясь вздыбившейся в душе волне, Галя вдруг потянулась и поцеловала Женю в щеку, трогательно и по-детски чмокнув. В ответ он смущенно и благодарно улыбнулся, внезапно повеселев:
– Ну что? С ветерком?
– Ага, – бесшабашно кивнула Галочка. Ей хотелось хулиганить и быть естественной, не подавляя порывов привитым мамой воспитанием, которое как булыжник приплюснуло ее индивидуальность до такой степени, что Галя и сама начала сомневаться в ее наличии.
– Музыку включить? А то заскучаем в дороге. – Женя тоже был на подъеме. Он всячески хорохорился, геройски выпячивая грудь и молодцевато потряхивая не особо густыми волосами.