Ей нужно было удрать из комнаты пастора в тот момент, когда он только начал разглагольствовать. Какого черта? К чему все это было сказано? Ведь он ее даже толком не знал. «Я расспрашивал о тебе, Рут». Не его это было дело – говорить ей, с кем водить дружбу, а с кем – нет. Он не имел права настраивать ее против отца. Рут сидела на крыльце, пытаясь отойти от разговора с пастором. Больше всего ее возмутило, что он читал ей нотации. А еще было ужасно странно видеть, как он надевает рубашку, и сидеть на его кровати. Странно было увидеть его комнатку-келью, его маленькую жалкую гладильную доску. «Урод». Надо было сказать ему, что она атеистка.
В дальнем уголке сада миссис Поммерой и Китти все еще трудились над дамскими прическами. Дотти Вишнелл и Кэнди, наверное, пошли наряжаться к свадьбе. Небольшая группа корн-хейвенских женщин ждала своей очереди. Волосы у всех них были влажные. Миссис Поммерой посоветовала им вымыть волосы дома, чтобы она могла посвятить все свое время стрижке и укладке. В саду появилось также несколько мужчин. То ли ждали своих жен, то ли тоже собрались подстричься.
Китти Поммерой расчесывала длинные светлые волосы хорошенькой девочки лет тринадцати. Сколько же на этом острове было светловолосых! Все они были потомками шведов с гранитного производства. Пастор Вишнелл упомянул о гранитном производстве, как будто кто-то о нем еще помнил. Кому теперь до этого дело? Кого это волновало? На Форт-Найлзе никто не помирал с голода из-за того, что не стало гранитного производства. От пастора исходили только тоска и обреченность. Вот козел. Бедный Оуни. Рут представила, каково было его детство с таким дядюшкой. Мрачное, строгое, тяжелое.
– Где тебя носило? – крикнула миссис Поммерой, посмотрев на Рут.
– В туалете была.
– Все нормально?
– Отлично, – ответила Рут.
– Ну так иди сюда. Рут подошла и села на низкий кирпичный заборчик. Она чувствовала себя побитой и униженной. Наверное, она так и выглядела. Но никто не обратил на это внимания – даже миссис Поммерой. Женщины увлеченно болтали. Рут поняла, что подошла к ним в разгар абсолютно бесполезного разговора.
– Это так противно, – сказала девочка-подросток, которую причесывала Китти. – Он давит сапогами морских ежей, и все дно у него в лодке будто этими… кишками завалено.
– Не надо этого делать, – согласилась миссис Поммерой. – Мой муж всегда выбрасывал морских ежей за борт. От морских ежей никому никакого вреда.
– Ежи наживку жрут! – проворчал один из мужчин, толпившихся в розовом саду. – Заберутся в мешок с приманкой – так и приманку сожрут, и мешок.
– У меня от этих треклятых ежей всю жизнь пальцы в занозах.
– Но зачем Таку надо их давить? – спросила хорошенькая светловолосая девочка. – Противно же. И это отвлекает его от лова. Ему бы только ежей давить. Гадкий у него характер. Он ежей называет «яйцами шлюхи».
Она захихикала.
– Да их все так называют, – сказал рыбак, страдавший от заноз в пальцах.
– Это точно, – сказала миссис Поммерой. – Гадкий характер работать не дает. Надо поспокойнее.
– Терпеть не могу этих донных рыб, которые иногда попадаются в ловушки, – сообщила девочка. – Знаете, как они раздуваются, когда их быстро наверх вытаскивают? Ну, такие рыбы, знаете? Пучеглазые. Мы когда с отцом омаров ловим, просто кучу этих рыб вытаскиваем.
– А я на омаровой лодке уже сто лет не была, – сказала миссис Поммерой.
– Они на жаб похожи, – продолжала девочка. – Так их он тоже сапогами давит.
– Не стоит так жестоко относиться к животным, – сказала миссис Поммерой. – Зачем же так?
– Так один раз акулу поймал. И убил.
– Кто это так? – спросила миссис Поммерой.
– Брат мой, – ответила девочка и посмотрела на Рут. – А ты кто?
– Рут Томас. А тебя как зовут?
– Мэнди Адамс.
– Ты не родственница Ангуса и Саймона Адамсов? Братьев Адамсов?
– Может быть. Не знаю. Они на Форт-Найлзе живут?
– Да.
– Красавчики?
Китти Поммерой расхохоталась с такой силой, что рухнула на колени.
– Да, – сказала Рут. – Глаз не отвести.
– Им за семьдесят, дорогуша, – сказала миссис Поммерой. – Но вообще-то они очень милы.
– Что это с ней? – спросила Мэнди, глядя на Китти, утиравшую слезы.
Миссис Поммерой помогла сестре подняться на ноги.
– Она пьяная, – пояснила Рут. – Вот и падает.
– Я? Пьяная? – возмутилась Китти. – Ну да, я пьяная, Рут. Только зачем же всем об этом говорить?
Китти овладела собой и снова занялась волосами Мэнди.
– Ой, по-моему, я уже причесанная, – проговорила Мэнди, но Китти упорно продолжала изо всех сил водить по ее волосам расческой.
– Господи, Рут, – проворчала Китти. – Язык у тебя без костей. Не все же время я падаю.
– Сколько тебе лет? – спросила Мэнди Адамс у Рут. Она смотрела на Рут искоса, потому что Китти не давала ей повернуть голову.
– Восемнадцать.
– Ты с Форт-Найлза?
– Ага.
– Я тебя ни разу не видела.
Рут вздохнула. У нее не было ни малейшего желания рассказывать о своей жизни этой придурочной девчонке.
– Понятно. Я училась в средней школе.
– А я на будущий год поеду в среднюю школу. Ты где училась? В Рокленде?
– В Делавере.
– Это в Рокленде?
– Не совсем, – сказала Рут, и тут Китти снова затряслась от хохота. Рут посоветовала ей: – Расслабься, Китти. День будет долгий. Еще слишком рано падать каждые две минуты.
– Это в Рокленде? – взвыла Китти и утерла слезы с глаз.
Корн-хейвенские рыбаки и их жены, собравшиеся в саду пастора Вишнелла вокруг сестер Поммерой, дружно рассмеялись. «Ну, вот и славно, – подумала Рут. – По крайней мере, все знают, что эта блондинка – полная идиотка. Но может быть, они над Китти смеются?»
Рут вспомнила, что сказал пастор Вишнелл насчет того, что Форт-Найлз через двадцать лет перестанет существовать. Он просто из ума выжил. Омаров хватит на веки вечные. Омары – доисторические животные. Все остальные обитатели океана могут исчезнуть, а омарам будет все равно. Они могут зарыться в ил и сидеть там месяцами. Они камнями могут питаться. «Плевать им на все», – любовно подумала Рут. Омары выживут и будут размножаться, даже если в море питаться будет нечем, кроме самих омаров. Наверное, последний в мире омар сожрет самого себя, если больше кушать будет нечего. Словом, за омаров переживать не приходилось. А пастор Вишнелл просто чокнулся.
– Твой брат в самом деле убил акулу? – спросила миссис Поммерой у Мэнди.