Муж для девочки-ромашки | Страница: 50

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Пили – не пили, – пробурчал Потапов. – Не об этом речь. Что вы мне мозг ненужными подробностями нагружаете, девушки?

– Здесь одна девушка – это я! – выпятила бюст Красовская и заржала.

– Да я помню, – сыто заулыбался Потапов, и Надя немедленно почувствовала себя лишней.

– Но сначала о делах наших скорбных, – оборвал ее попытку продвинуться к выходу Сергей Сергеевич. – У сотрудников отеля не должно быть проблем, связанных с криминалом.

– Рассказывай про свой долг! – скомандовала Вика.

– Настучала! – ахнула Надя.

– Еще нет, – невозмутимо парировала Красовская. – Но если ты сейчас этого не сделаешь сама, то настучу.

– Нет у меня проблем, – уперлась Надежда.

– Иванцова! – рыкнула Вика.

– Нету!

– Ума у тебя нету, и это твоя проблема! – грохнула по столу кулаком Красовская. – Ну-ка быстро вываливай!

Надя поджала губы. Потапов сложил руки в замок и благожелательно заулыбался:

– То, что кажется вам невозможным, вполне возможно при определенных возможностях.

– Тебе бы книжки писать, начальник! – хохотнула Вика.

– Книжками на жизнь не заработаешь, – философски протянул Потапов.

– Ну, ты-то точно не заработаешь. – Вика покосилась на пышущую яростью подругу. – Иванцова, перестань кипятиться, сейчас пар из ушей попрет. Давай уже, колись, не тяни время. Пока не расскажешь, все равно не выпустим.

– Да, действительно. – Сергей Сергеевич подвинул к себе бумагу, ручку и призывно уставился на Надежду. – Ну-с, кратко, внятно и с сохранением хронологии событий.

«Двадцать пять лет, если по сто долларов откладывать, плюс девятьсот каждый месяц…» – промелькнуло в мозгу Надежды, и была эта мысль такой удручающе тупиковой, такой безнадежной, что она вдруг поняла, что если бежать по этому тоннелю прямо, не пытаясь свернуть, то в конце не обязательно будет свет. Там может быть или яма, или глухая стена, или вообще – новый тоннель. И она рассказала. Все. Начиная с детства и заканчивая звонком Немицкого.

– Ясненько. – Потапов задумчиво посопел и окинул Надю цепким взглядом. – Это мошенничество чистой воды. Игрушки закончились. Папаша в свидетельство о рождении вписан?

– Нет, у меня там прочерк, – прошелестела Надежда, с удивлением отметив, что ей все еще стыдно за этот «прочерк». Комплексы, вбитые в сознание в детстве, насмерть въедаются в душу, как угольная пыль в кожу шахтера.

– Тогда бегом звони маме и спрашивай данные.

– Я и так знаю, Иван Иванович его зовут. Он сам сказал. – Надежде было тягостно это разбирательство, напоминавшее о предательстве и унижении.

– Какая прелесть, – восхитился Потапов. – А фамилия?

– Не знаю я фамилию, – раздраженно отвернулась Надя. – А имя он мне сам назвал. Я, кстати, Ивановна.

– Ну, вот что, Ивановна, не надо так по-глупому тратить мое время, – рыкнул Сергей Сергеевич. – Тебе тут не детский сад и не институт благородных девиц. Быстро взяла телефон, отзвонилась мамаше и все мне записала по буквам.

Красовская одобрительно кивала, стараясь не встречаться с Надюшей взглядом.

– Скажи, что для анкеты нужно, – шепнула она, когда Надя набрала номер.

– Мам, срочно скажи, как звали моего отца, – скороговоркой выпалила Надюша, холодея от предчувствия, что неминуемо придется оправдываться. – Имя, фамилию, год рождения, место жительства.

– К корням потянуло или надеешься, что он помер, завещав тебе виллу во Флориде и миллион в швейцарском банке? – холодно поинтересовалась Татьяна Павловна.

– На работе проверка. Ну, мам, пожалуйста. Я могу место потерять, – умоляюще прошептала Надюша. – У меня такого шанса никогда больше не будет. Меня повысить собираются, зарплата будет нормальная, я квартиру сниму, уеду от вас, мешать не буду.

– У тебя по документам нет никакого отца. Пусть подавятся копией свидетельства о рождении и не лезут с глупостями.

– Мама, тут все очень серьезно, – обозлилась Надя. – Без участия отцов дети на свет не появляются. Может, они хотят убедиться, что у меня хорошая наследственность.

– Тогда у тебя ноль шансов, – обрадовалась мама, оседлав любимого конька. – Папаша твой алкаш и ханурик, так что наследственность у тебя, милая моя, оставляет желать лучшего. Поэтому я с тобой так и мучаюсь!

– Мама, я в курсе собственной ущербности. Ничего нового ты мне не сказала. А теперь ты уже можешь озвучить его данные? Без этой анкеты мне ни повышение, ни зарплата не светят.

То ли маму вдохновила перспектива спокойного проживания вдвоем с Анатолием Викторовичем, то ли впечатлили перспективы карьерного роста доселе практически безнадежной дочурки, но данные она продиктовала. Заодно и выяснилось, почему Татьяна Павловна всячески пыталась увильнуть от этой процедуры: кроме имени, фамилии и отчества, она больше ничего не знала. Даже год рождения ей был известен приблизительно. Такая неосмотрительность не теряла значимости за давностью лет и характеризовала маму не с лучшей стороны.

– А особые приметы? – безнадежно спросила Надя, чтобы получить хоть какую-то еще зацепку.

– Шрам от аппендицита. Это что, у вас в анкете пункты такие? С ума сойти, до чего капиталисты докатились. А мне анализы сдать не нужно?

– Не нужно. – Надежда вежливо успокоила возбужденную вынужденным признанием родительницу и повесила трубку.

– Иван Иванович Горобец, предположительно 1956 года рождения. Не густо, – подытожил Потапов. – Не Иванов, конечно, но, к сожалению, и не Шнобельбобельский. Будем вычислять. Иди, красотка, работай. Если позвонит кредитор, бегом ко мне. И на всякий случай вот тебе моя визитка.

– Спасибо вам, – неискренне заулыбалась Надя, радуясь, что хотя бы эта бессмысленная экзекуция закончена. Вряд ли папашу найдут, а если найдут, то какой с него спрос? Расписку подписала она. Сама дура, сама и выплывай.

– Да не за что. – Сергей Сергеевич, в отличие от нее, улыбнулся искренне. – Штука баксов за труды, если все выгорит. Это не мне – люди будут работать. Штука – не тридцать, правда? По рукам?

– По рукам, – бессмысленно моргнула Надежда и вдруг обрадовалась. По неизвестной причине то, что услуга оказалась платной, вдруг вселило в нее веру в благополучный исход. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а этот сыр был очень даже дорогим.

– Надь, ну ты не злишься? – Вика виновато семенила сзади и пыталась заглянуть в лицо подруге.

– Знаешь, Красовская, ты, конечно, все сделала правильно, но я злюсь! – огрызнулась Надя. – Это моя жизнь. И даже если тебе кажется, что ее надо подретушировать, постирать или, наоборот, выкинуть, ты не лезь. Потому что мое – это мое, оно неприкасаемо, его нельзя лапать чужими руками. Пусть косое, кривое, дурацкое, но мое! Запомни это раз и навсегда.